— Я знаю их с самого рождения.
— Эти тайны сводят меня с ума, — прошептала она, уткнувшись в его плечо.
— Мышка, успокойся, — Она уже привыкла к этому обращению к ней, он поцеловал ее, как это делал всегда, и Шерри успокоилась. — Я люблю тебя, ты же это знаешь.
— Знаю, — прошептала она.
— Давай проведем неделю спокойно, мне же скоро уезжать, — Шеридан оторвала голову, он заметил ее замешательство. — Так и знал, что все так и будет.
— Почему ты мне не сказал раньше?
— Чтобы ты меня не отговаривала. Я все равно поеду на три месяца в Рио-де-Жанейро, у меня там проект, — девушка снова уткнулась в его грудь.
Рэй зажег свет; она робко села на огромную кровать; он ничего не делал, словно лев готовится к прыжку. Шеридан спустила платье вниз, ткань упала на пол розовым озерцом, Рэй вожделенно смотрел на нее. Она кинулась в его объятья, пальцами изучая его мускулы под тонкой сорочкой. Они молчали, только смотря в глаза друг друга. Его глаза цвета весенней травы после дождя, загадочно сияли и манили, она приникла к его губам, кожа под тонкой тканью пылала. Рэй слегка оттолкнул ее, кидая на кровать, он быстро раздевался, бросая одежду в разные места.
За окнами сияла луна, они, околдованные ею, любили друг друга в эту минуту. Они находились на одной волне, сердца бились в бешеном ритме, дыхание слилось в одно, словно они стали одним целым. Она бесстыдно отдавала ему всю себя, не боясь показаться распущенной девушкой. Ласки становились все более изощренными, доводя до потери пульса, Шерри потеряла самообладание и, словно в лихорадке, шептала его имя. Все слилось в одном миге, в ее сверкающих глазах он заметил слезы и принялся осушать их поцелуями.
Ее чувств было слишком много, и они выплеснулись наружу, мужчина прошептал ей самые нежные слова, и все затихло. Он не стал спрашивать о ее прошлом любовнике, он лишь решил для себя, что тот был не способен ни на что, а она решала молчать о том, что это было любопытство, но не любовь. Когда забрезжил ранний золотистый рассвет, Шерри проснулась, не веря своему счастью. Лучи солнца пробежалось по спине Рэя, прикоснулись к его мужественному лицу, мягко озаряя темные пряди. Утро окончательно сняло покровы праздной ночи, и утром все могло предстать в совершенно ином свете. Прошлая страсть могла превратиться в навязчивое чувство вины.
Девушка улыбнулась и, надев на себя одну из его футболок, отправилась в путешествие по комнате. Над изголовьем висела картина Антонио Сержа. Она нашла столик с фотографиями, и у нее упало сердце. Его мать Бетти Лейтон, его отец Фредди Менори, как же она не заметила этого?.. Вся его внешность говорила именно об этом. Его мать... Он так ее любил, она не могла его любить, что только ни говорили о ней. А ее мама, разве она согласится на нечто большее между ними? Да никогда! И она сама, как он ее обманул, теперь понятно, откуда в его-то возрасте столько достижений — наверняка богатая семейка помогла. Хотя сейчас все это не имело значения, главное, что они были вместе.
***
Октябрь 1999—май 2000.
Отметив свое девятнадцатилетние, Элен проснулась рано утром от жестокой головной боли. Жалко только, что Рэя не было там вместе с ними. Они много пили, танцевали, ей дарили подарки, казалось, «Ванильные облака» сотряслись под их молодым напором. Джонатан спал. Элен поднялась с постели, побрела через коридор на кухню. Поставила чайник, заварив для них чай от головной боли. Она несколько медлила, поджарила тосты с сыром и понесла поднос Джонатану.
— Ты счастлива? — неожиданно спросил Джонатан.
— Очень. — Он потянулся к подносу с чашками.
— Перестань пить таблетки, — она резко поднялась с неким недоумением, смотря на него.
— Милый, мне всего ничего, я не могу полагаться только на случай, — парировала Элен.
— Ты просто...
— Если ты хочешь поругаться, то давай поругаемся. — Она вскочила с постели.
— Значит, я перевалочный пункт в твоей жизни? — Она смотрела в окно.
— Я люблю тебя, но для всего свое время. — Он стал одеваться.
— Ты — избалованная девчонка! — бросил он ей упрек.
— Ты еще молод, я молода. Тебе всего двадцать четыре, а мне девятнадцать, давай подождем еще полгода, а там будет видно, — Она слышала, как он замер.
— Значит, я безответственен?! Черт, Элен, пора все менять!
— А я не хочу, черт возьми, все менять. А что потом будет? Ты бросишь меня, когда я стану тебе не интересна? Как это сделал мой дядя Дилан? Или будешь спать со своими секретаршами? Ну, чего ты молчишь? — простыня соскользнула вниз, Элен, не стесняясь наготы, направилась к юноше.
— Ты просто не уверена во мне...
— Я люблю тебя! Что тебе еще надо? — Элен охватило отчаяние.
— Ничего. Я поеду к маме, — он был уже у двери, когда она в сердцах сказала ему:
— Можешь не возвращаться.
Весь вечер она бесцельно бродила по квартире, с замиранием сердца прислушивалась к шагам в подъезде. Когда ожидание стало невозможным, она легла спать. Проснулась, когда ощутила, что кто-то над ней склоняется, она не произвольно положила руку на его щеку, но ее грубо оттолкнули.
— Нам надо поговорить. Нам нужно расстаться, поскольку наши желания не совпадают. Мы слишком много времени с тобой вместе.
— Ну, что ж, утром я уеду обратно в Аллен-Холл или к Грею, а еще через неделю вернется Рэй, а еще лучше сниму квартиру, я хорошо зарабатываю. — Он удивился ее безразличию. Или это наигранность?
Утром, быстро собрав вещи, она уехала к Грею на Стаффорд-Террас. Элен, кроме опустошенности, ничего больше не чувствовала, словно почва ушла у нее из-под ног. Она не могла плакать, в мозгу, как яркая вспышка, появлялась только одна мысль: «Никогда не унижайся перед мужчиной» — эта мысль так плотно засела в головах юных леди Холстон, что порой отравляла им жизнь. Но проза жизни такова, никто не знает, как судьба сплетет нити, в какие новые кружева она превратит их жизни.
***
Декабрь 2000.
Прошел год, еще один год в жизни семьи Лейтон. Второе поколение доживало свой век, но не собиралось уйти в небытие. Джордж, самый старший из них всех, все так же был главой крепкой семьи, ему было уже семьдесят пять, все так же он был частью огромной корпорации, но больше рядом с ним не было Джулии. Его любимая отошла на небо, улетела, словно птичка, оставив его жить на этой земле, их земле, в их городе. На улице была весна, а он, как и Диана в свою время, ощущал пустоту; значит, так суждено, и сколько он проживет, знает только Бог.
Все было недолговечным, и его счастью пришел конец; хорошо, что у Роберта и Флер все было хорошо. Роберт в свои семьдесят один много болел, сказывались прошлая жизнь, одинокие ночи с бутылкой бренди в руках, беспорядочные связи и частое одиночество, и еще его подкосила смерти Алисы. Они с Флер узнали об этом накануне Рождества прошлого года, та умерла в дурмане и хмелю. Так и не произошло их примирение, и это выбивало из колеи Флер, иногда она думала, что она плохая мать и что не смогла найти тонкую грань между ней и дочерью. Флер же исполнилось шестьдесят пять, она по-прежнему была красива, но слишком много грусти скопилось в ее взгляде, и только чрезмерная любовь к жизни и семье гасила ее.
Одинокая Элеонора, в день своего шестидесятисемилетия, как всегда, по обыкновению, вспоминала свою жизнь. Она не о чем не жалела, ведь судьба дала ей замечательную дочь и троих внуков. Спенсер-Хаус давно продали, и все эти годы со смерти Марка Нелли жила в их старой квартире, здесь когда-то она была безмерно счастлива и здесь решила обрести новый покой. Теперь она занималась фондами Марка; как же загорались ее глаза, когда она появлялась в свете; в ней все так же жила рыжеволосая фея, что порхала среди мужчин, и все так же мужчины мечтали коснуться сердца этой феи, и все так же это сердце было неприступно.
Дженнифер Томпсон цвела с каждым годом все больше, наверное, это все благодаря Роджеру. Пятьдесят три — это не такой уж и большой срок, решила для себя Дженни. Патриция росла, превращаясь в настоящую красавицу. С годами ее сердце наполнилось нежностью и пылкой страстью, и именно это дал ей Роджер. Дженни писала книги, проводила новые литературные исследования, Роджер иногда создавал музыку, очень редко участвовал в концертах и большее время проводил со своей семьей — так он нашел равновесие между работой и браком.