– Твои рапорты просто трагедия. Будь проще. Помнишь как у Розенталя, с его дояркой, которой овладело страстное желание повысить надой молока?
– Считаешь, дояркой может овладеть только тракторист с соседнего поля?
– Ты поняла, о чем я. Либо перепишешь, либо я его не приму.
– Либо примешь, либо я потеряю сознание и приду в себя дня через два. А тебе сделают выговор за происшествие класса Б в секторе. Так что стань добрым самаритянином, поди, купи мне стаканчик кофе.
Не думаю, что смогла бы сейчас выпить кофе. Пожалуй, я не смогла бы пошевелить рукой – отчет меня совсем добил, но несколько минут блаженной тишины лишними не будут.
– Умирающим кофе не положен.
– Откажешь в последней просьбе? О, как ты жесток. Даже преступником полагается последнее желание.
– Преступникам полагается мешок на голову и петля на шею, – парировал коллега, увлеченно черкающий рапорт. – Не могу я предъявить такое Яну, не могу! Он меня с потрохами съест. Нам этот случай всю отчетность попортит, а скоро конец года, надо отчет о раскрытии подавать… мы уже все нормы превысили… Маньяк этот зверствует, опять же. Я премию хочу, у меня, между прочим, детишки и жена третий год в старой шубе ходит.
– Ладно, будем считать я случайно наткнулась на нож для резки овощей, а брату глаз веткой выкололо. Коллега, если вас пощадит Ян, то на снисхождение моей тети не рассчитывайте, она тот еще дракон в юбке. Такой иск за моральный ущерб и халатность предъявит, что не оплатите, даже если всей семьей на органы продадитесь. Кстати, не знаете, почему по частям человек получается дороже, чем целиком?..
Коллега издал унылый стон. Он был решительно настроен продолжить словесный бой, безо всякого снисхождения к плачевному состоянию оппонента, но тут дверь распахнулась и в проеме возникла тетушка. Губы поджаты, глаза сощурены, шуба из горностая подметает пол, изящные ручки упакованы в замшевые перчатки. Мучитель посмотрел в холодные глаза Кастиллы, вежливо поклонился, спиной отступил к выходу и тихо прикрыл за собой дверь. Вот уж кто умеет производить впечатление. Или это люди так реагируют на горностай?
– Вы вырвали глаз собственному брату! – с порога обвинила она.
– Он чуть не вырезал мне сердце.
Меня частенько называют бессердечной сукой, но одно дело метафорические выражения, а другое – стать такой буквально.
– Это вы! – указывающий перст Матриарха уперся мне в грудь. – Вы навлекли неприятности на нашу семью.
– Это вы отсутствие глаза называете неприятностью? – Я поморщилась. Нынешнее состояние здоровья не располагало к ссорам. – Не волнуйтесь: черная повязка только придаст очарования. Девушки любят загадочных мужчин.
Кастилла медленно выдохнула и сложила руки в жесте покорности и терпения. Эмоции на ее лице менялись с быстротой несвойственной искренности. Все же актриса из тети никудышная – переигрывает безбожно. На сцене ее бы точно освистали.
– Пора повзрослеть Ангелина. В ваших руках сосредоточено так много власти, а вы все еще считаете себя ребенком, бунтующим против гадких, несправедливых опекунов. Вы могли бы хотя бы притвориться, что сочувствуете. Ваша эмоциональная холодность и неуместный вездесущий сарказм не привлекут людей. Только настроят против тех, кому ваша судьба небезразлична.
– Моя профессия не способствует народной любви. И вы слегка запоздали с поучениями. Лет на десять.
Кастилла повернулась ко мне спиной.
– Камилла уделяла больше внимания болонкам, чем вам. Она до безумия любила мужа, но не детей. В самом деле, очень жаль. Нельзя ждать сочувствия и понимания от человека, не знающего что такое любовь.
– Думаете, любовь значит самопожертвование и отказ от собственного счастья? Что ж, мне не с кого брать пример. Я знаю многих людей, но все они ищут собственной выгоды, пусть и, оправдываясь желанием помочь кому-то.
Кастилла постоянно упрекает меня в строптивости и эгоизме. Ее любимое слово – «нельзя». Нельзя перечить старшим, нельзя много есть, нельзя оставлять заработанные деньги себе, нельзя жить отдельно, нельзя, нельзя, нельзя… Можно позволить продать себя, а после покорно раскинуть ноги и превратиться в помесь горничной со свиноматкой.
Я думаю, что ничуть не эгоистичнее остальных членов семьи. Благодарить родных я могу разве что за подаренную жизнь и содержание до восьми лет – после я прошла отбор и одиннадцать месяцев в году проводила в закрытой школе, где училась за счет королевского фонда для одаренных. Мое образование ни стоило Дому, ни гроша и со мной никогда особенно не церемонились.
До отбора я жила в детской, под присмотром старой няни, научившей меня писать, читать и считать. Отбор и тест на одаренность я прошла лишь чудом, тем самым нарушив планы и отца и теток – они-то рассчитывали, что я его провалю и не составлю уже имеющимся наследникам конкуренцию. Не то чтобы семья меня ненавидела, просто я не вписалась в уготованную судьбу и теперь вызывала искреннее недоумение: что со мной делать?