Поддерживая подбородок рукой, Эмори спокойно ждал продолжения.
– Во-вторых, – Найджел неторопливо отодвинул руки Эмори, опускаясь, пока не улегся головой к нему на колени, – мне и здесь хорошо.
Ну не спать же, подумал Эмори, в кровати, как нормальный человек. Все нормальное осталось уже достаточно далеко позади. Он смог заставить Найджела поджечься, глазом не моргнув, но отодвинуться теперь почему-то не мог. Возможно, второе обстоятельство каким-то образом вытекало из первого.
– При одном условии. Больше никаких “офицеров”.
– Так точно, Эмори.
Найджел приподнял руку, будто хотел добавить что-то еще, но сон настиг его раньше.
========== 8. ==========
– У меня две новости, – сказала наконец Дели, досуха опустошив кувшин с водой. – Плохая и плохая.
Они сидели в трактире, почти пустом в такую рань, стоявшем при постоялом дворе на юго-западной окраине Ольфсгейта. Несмотря на заплеванный пол и одного особенно вонючего серого кота, по-хозяйски расхаживающего мимо, трактир не вызывал отрицательных впечатлений. Наоборот – привлекал своей неряшливой обыденностью. Можно было вообразить, что к вечеру здесь соберется весь пестрый ассортимент постояльцев, заезжих купцов и подозрительных путников, а вместе с ними местные любители пива и копченых колбасок. Но воображение это было обманчиво – вероятнее всего, зал останется пуст весь день и ночь напролет, как и карманы хозяина, который уже давно и смиренно ждет дня, когда придется в последний раз запереть все двери и ставни, чтобы отправиться к центру города, на работы в поле, а то и на все четыре стороны.
Дели нашла их затемно. Как нашла – не сказала; Найджелу не нужно было объяснять, а Эмори не стал спрашивать. Про себя заключил, что дело должно быть наполовину в том, что Дели знала, так сказать, образ действия Найджела, и наполовину в последовательной настойчивости.
В синих потемках она выглядела не лучше их, с запавшими глазами и грязными разводами на
пальто. Она разбила не одно окно и залезла не в один подвал, прежде чем найти их, это по крайней мере было ясно.
– Новость первая: вы в розыске…
– Вот уж новость так новость, – с притворным удивлением вставил Найджел. Он соскреб остатки яичницы, звякнул столовыми приборами по тарелке и все вместе отодвинул от себя.
– Дай договорить, Прескотт. Вы в розыске, который инициировал и спонсировал король.
– Сорен… – выдохнул Найджел.
– Мать его Ван Хертен, – без эмоций закончил Эмори, и принялся кончиком ножа что-то сосредоточенно выскабливал на столе.
– Официальная версия состоит в том, что вы, офицер, – Дели чуть склонила голову в сторону сидящего напротив Эмори, – отдали приказ убить советника Клейтона. Что у вас на то имелся мотив, и что во имя защиты короны и приближенных к ней вас требуется немедленно поймать, допросить, ну а дальше догадаетесь сами.
Эмори скривил губы:
– Чего же мы ждем, агент Шо? Вот он я перед вами. Наверняка и награда по мою голову будет щедрой. Или вас еще что-то смущает? Возможно, останавливает положение вашего друга, или может его специфические способно…
В ногу Эмори влетел твердый мысок сапога, так что тупая боль оборвала его вопрос на полуслове. Найджел как ни в чем не бывало внимательно разглядывал унылый пейзаж в окне, аккурат поверх головы Эмори.
Дели чуть сузила глаза, помолчала. В ее взгляде заваривалось что-то сложное, что-то не до конца разрешенное для нее самой.
– Офицер, у вас есть друзья?
– Что это, атака личного характера? Ну же, агент, я такого не ожидал. Дальше спросите, не живу ли я до сих пор с родителями, и не задираю ли юбки незнакомым девицам?
Дели тихо и утомленно посмеялась. Достаточно долго, чтобы стало понятно, что ей вовсе не смешно.
– Два дня назад у меня о вас сложилось совсем иное впечатление, офицер, – сказала она. – Оказывается, я ни черта не разбираюсь в людях. Или это пагубное влияние Прескотта? Поверьте, он порой имеет такой эффект даже в самых благородных кругах. Стоит какой-нибудь самой любезной не-вздохни-не-тронь графине провести с ним приватно пару часов, потом только и слышно: “И вам де что с того?” и “А не засунуть бы вам сами знаете что сами знаете куда?”
Найджел приподнял брови и сжал губы, мол, что поделать.
Было бы чудно свалить все на него, думалось Эмори. Все свои просчеты заодно с нависшей опасностью. Возможно, так бы он и сделал, и роль Найджела действительно была немаловажной, но правда была в том, что этой монетке, подброшенной в воздух почти тридцать лет назад, так или иначе было суждено упасть. Эмори всерьез рассчитывал на то, что за стенами тактичности и сдержанности он сможет провести всю жизнь. Он ошибся.
Что же касалось Найджела, суждение Эмори никак не могло остановиться на чем-то определенном. Как будто он пытался поймать рыбу, в бочке с темной водой, голыми руками – сама попытка обрекала на неудачу.
Был Найджел, острый и ледяной, как спрятанный за спину кинжал. Сейчас он скрестил руки перед собой, расслабленно, уверенно, белые пальцы подергивались в такт мыслям. И как бы насильно Эмори ни заставлял себя осознать, что эти же руки резали, рвали и душили, делали это много раз и делали это мастерски, – это не казалось ему правдой. Найджел как будто умел врать всем телом. Эмори верил ему беспрекословно, пока видел, но как только оставался наедине с собой хоть на минуту, морок рассеивался и он снова знал, ясно как день, что Найджел никогда не был и ни в каком сценарии не может быть на его стороне. В лучшем случае – невольная, но лояльная пешка в чужих руках; в худшем – первая скрипка, на звук которой он заходит все глубже в чащу.
Не потому ли появлялся другой Найджел? Обжигающий, как в ту ночь. Или покорный, как вчера, ищущий близости, не отпускавший.
Хотя сложись все иначе, ему и самому не захотелось бы его отпускать.
Эмори думалось: что было бы, если б они встретились волей более доброй судьбы? Например, на задании, приставленные к общему делу, как когда-то он встретил Ошина. Длинные вечера за бумажной работой, осторожное доверие, перерастающее в интуитивную связь двух работающих в унисон умов. Затем – случайный замешкавшийся взгляд, пара провокационных шуток, и чей-то неизбежный первый шаг. Эмори сделал бы его; хватало взгляда на Найджела, чтобы у Эмори не оставалось в этом сомнений. А что бы сделал Найджел?
Тут бархатистая фантазия крошилась в мелкий пепел. Кое-что наконец открылось Эмори, такое очевидное в ретроспективе.
Личная жизнь любой Сороки, пожалуй, полна нюансов и подводных камней, обходить которые в конце концов проще, если этой личной жизни вообще нет. Но ведь Найджел не только жил с тайнами, он сам был чьим-то темным и очень опасным секретом. Вереница операций, роспись новых шрамов каждый месяц, которые хоть и несложно скрыть, но будь они замечены – невозможно объяснить. Поводок, укорачивающийся с каждым годом. Наверняка ему было запрещено приказом сближаться с кем-либо, если эта близость могла хоть как-то скомпрометировать ход эксперимента. Что могло случиться в противном случае, Эмори примерно представлял: устранение тех, кому стала известна тайна, любыми способами.
Смерть Аматоре, а теперь и смерть Клейтона, какими бы извращенными и бесчеловечными их отношения ни были до того, оставили Найджела подвешенным в пустоте. Если бы не Эмори.
Он посмотрел на Делиссу с каким-то новонайденным отвратительным трепетом: она не знала. Она и Найджел были близки как семья, выбранная собственноручно, но и тут Найджел балансировал на тонкой грани, так, что даже она ни о чем не догадывалась.
– Простите, Шо, – Эмори прервал затянувшуюся паузу. – Усталость и непривычная обстановка делают меня нервным. Почему вы заговорили о друзьях?
Дели ответила не сразу.
– Вчера я спросила офицера Ошина, где мне вас искать. Офицер Ошин отправил меня в Эрденборг.
Найджел нахмурился:
– Хочешь сказать, что ты заранее не прочитала записку?
– Конечно прочитала. Но думала, он даст мне какую-то зацепку, Ольфсгейт ведь не деревня в три дома. Так или иначе, мне это не понравилось, особенно если прибавить поведение твоей сестры.