Мысленно Ошин порадовался тому, как четко король прочувствовал ситуацию; впрочем, он едва ли ожидал другого. Без всяких стеснений Ошин произнес:
– Пост советника по безопасности…
Райво Блэквелл негромко хохотнул. Мона опустила голову и прижала кончики пальцев ко лбу, будто испытывала жуткую мигрень.
– … и пост руководителя Оборонной научно-технической лаборатории, разумеется, – закончил Ошин.
Попрощавшись с королем и главнокомандующим, Ошин не сразу вспомнил о присутствии Моны – так тихо она стояла, опершись на шаткий стеклянный шкаф и буравя его взглядом, теперь совершенно не скрываясь.
– Ты… – прошипела она, – паскудный сукин сын…
Как ни в чем не бывало, Ошин снова подошел к столу, заправил рукава и, повиснув пальцами над открытым надрезом, принялся сантиметр за сантиметром восстанавливать структуру мышечного слоя, прилегающего к позвоночнику.
– Как прекрасно все складывается для тебя, – сказала Мона, подходя ближе. – Только вот что будет, если я расскажу Ван Хертену, что это ты в самом деле убил Клейтона? Самовольно и абсолютно намеренно?
– Я не оставляю следов, Аматоре, – Ошин не отрывал глаз от работы. – Клейтон упал и сломал шею о лестничную ступеньку, судмедэксперты это подтвердят. Мои действия были минимальны и оправданы, учитывая, что я действовал по приказу вышестоящего офицера. Того же не скажешь о Редкресте, который способствовал убийству, а потом бежал вместе с субъектом, во всех смыслах напичканном военными тайнами. Почем нам знать, что задумал этот имперский выродок, так ведь, госпожа статс-секретаресса? Саботаж бриельской безопасности как он есть. Так ведь все и было, по крайней мере в вашем отчете королю?
– Ошин, – Мона наклонилась, пытаясь поймать его взгляд, – ты дал мне одно простое обещание, и только из-за него я согласилась на всю эту игру. Забрать Найджела у Клейтона и вернуть его мне. Заметь, я даже не стала выяснять, зачем тебе понадобилось подставлять Редкреста. Это было удобно для всех, да и меня не слишком заботило. Только теперь мне кажется, что ох как должно было озаботить. Помимо политических амбиций у тебя еще и личная вендетта?
– Не притворяйтесь, Аматоре, – непринужденно сказал Ошин, на секунду остановившись, чтобы сбросить напряжение с запястий. – Вы, как и я, помните жизнь до независимости. Ваши родители жили при имперской власти, как и мои, вот только мы оба отлично знаем, что жизнь моих родителей сильно отличалась от жизни всех Прескоттов, Редкрестов и Клейтонов этого мира, а также знаем, по чьей вине. Я не вижу в этой вендетте ничего личного, только историческую справедливость. Что касается обещания, его я сдержу, ждать осталось недолго. Блэквелл уже говорит о вашем брате так, будто он списан со счетов. Когда все закончится, никто кроме вас о нем и не вспомнит, можете мне поверить.
– Поверить тебе! – Мона взвилась, теряя последние крупицы самообладания. – После вот этого представления? Кстати о нем – какого черта ты здесь устроил, не желаешь объяснить? Кто это?
– Всего лишь одна любопытная птичка, – пробормотал Ошин, хотя Мона его уже не слышала.
Обойдя стол, она подняла простыню с головы лежащей девушки и открыла лицо, которого прежде не было видно. Ее встретили широко раскрытые, кристально осознанные, но ничего не выражающие карие глаза. Черные ресницы чуть подрагивали в такт дыханию.
Она отвернулась так быстро, как только могла. Красивое лицо скривил страх, отвращение и неожиданно – стыд, как раз в тот момент, когда Ошин наконец удостоил ее взглядом.
Заметив реакцию Моны, он усмехнулся особенно очаровательно.
– Праведное возмущение можете приберечь. Как-никак, я без пяти минут ее начальник.
***
Вернулся Найджел только под утро, хмурый и опавший. Одежда покрылась тонкой ледяной коркой, будто он всю ночь провел на улице, пригвожденный к одному месту – Эмори подозревал, что так оно и было. Ночью он то и дело просыпался со скребущим чувством тревоги. Если бы Эмори чуть лучше разбирался в магической теории, то смог бы узнать в ней симптом психической связи, натянутой до предела. Вместо этого он просто спросил Найджела, принял ли тот решение. Найджел утвердительно кивнул.
Симон сдержал свое слово – не успели они выйти со двора, как он незаметно материализовался среди редких прохожих. Нельзя было сказать, что он полностью оправился от вчерашней встречи, однако держался увереннее, меньше дергался и ничего не говорил, пока не привел их к неприметному дому из неотделанного кирпича. Внутри здание оказалось почти таким же необжитым, как и снаружи; оно было разделено надвое: в большом открытом помещении раньше, судя по всему, располагалось небольшое ткацкое производство, а дальше за ним – отделенная стеной комната, которая теперь служила Симону жилищем и рабочим местом.
– Начнем с вас, – деловито обратился Симон к Эмори, как только закрыл за ними дверь. Окон в задней комнате не было, но стоило Симону переступить порог, как под потолком зажегся желтоватый шар. Его фантомный, переливающийся свет озарял обстановку не хуже десятка газовых ламп.
– С меня? – удивился Эмори.
– А то! – сказал Симон, доставая с полки небольшую склянку, содержащую нечто похожее на чернила. – Сделаем сперва самое простое – снимем с вас петлю, и гуляйте на все четыре стороны. Я хорошенько подумал над этим. Просто рубить небезопасно. Негигенично. А вот как сниму петлю, так смогу отмотать ее до самого основания, до несущей точки, и оттуда уже буду выкорчевывать, сколько бы это времени ни заняло.
– Здорово придумано, – подал голос Найджел. – И на ком же петля в это время повиснет?
– В техническом смысле, на мне. Пока не кончим ритуал, разумеется… – Симон сощурился, осматривая Эмори с ног до головы. – Ага… Рубашку приоткройте, пожалуйста.
Эмори расстегнул три верхних пуговицы и Симон тут же принялся чертить у себя на левой ладони загадочную последовательность фигур, то и дело бросая короткие взгляды на грудь Эмори, будто с чем-то сверяясь. От чернил пахло спиртом и чем-то телесным, глубоко несвежим. Закончив, Симон сказал:
– Теперь мне надо… уточнить… кое-что… – и, не закончив, прошмыгнул за дверь.
Тяжело вздохнув, Найджел воздел одну руку вверх с явным недовольством на лице, но потом передумал что-либо говорить и просто махнул.
– Не доверяешь ему? – спросил Эмори, рассматривая магический антураж вокруг себя, скупой, но крайне странный.
– А что это меняет? Между дьяволом и синей бездной…
– Все готово! – Симон вернулся так же бесцеремонно, как и ушел.
– Погодите, – Эмори чуть отстранился от исполненного энтузиазмом Симона, – дайте нам пару минут.
Когда Симон, пожав плечами, снова вышел, Эмори подошел к Найджелу. Сказал негромко:
– Тебе обо всем этом известно больше, чем мне, и, в конце концов, кто несет больший риск – тот и должен принимать решение. Если тебе кажется, что он что-то задумал…
– Эмори, – Найджел измученно посмотрел на него, – какое тебе до этого дело? Сам слышал, что освободить тебя – проще простого. Не это ли тебе было нужно последние три дня, поскорее от меня избавиться и заняться собственными проблемами? Я же знаю, что повис на тебе мертвым грузом, копаю тебе яму все глубже и глубже с каждым часом, что нахожусь рядом…
– За эти дни многое изменилось, – Эмори не дал ему договорить. – Что бы ни толкнуло меня взять тебя под свою ответственность – желание выслужиться, страх или глупость, я и сам уже толком не знаю… Что бы то ни было, я не могу сожалеть, потому что это не имеет значения. Как в твоей сказке, нужен был всего один раз, всего один неверный шаг, чтобы кто-то почуял волчий дух и использовал его против меня, и сделал я его намного раньше, чем мы встретились. Все остальное – лишь череда обстоятельств, в которые ты угодил не по собственной воле. Впрочем, и о них я не жалею. По крайней мере я знаю, что во всем королевстве есть один человек, которому я могу доверять, – положив руку Найджелу на плечо, он добавил: – Хоть ты в тот раз и залез ко мне в штаны, как последний подлец, только чтобы обыскать на предмет магической слежки и обчистить карманы.