Именно в эту минуту Верочка, самая молодая обитательница пятьдесят первой палаты, обняв колени, от нечего делать сообщает Балковой:
— Медсестра наша одевается, спешит на поезд. Студентку вместо себя оставляет.
В углу у окна лежит пани Влахова с бледным, осунувшимся лицом. (Всякий раз, идя по коридору, пани Влахова держится за бок и постанывает от боли.) Повернувшись к молоденькой соседке, она бросает на нее выразительный взгляд — молчи, мол! — и громко произносит:
— Толком не знаете, Верушка, а говорите. Может, ей на минутку куда-нибудь выскочить, а вы уж сразу — на поезд!
Поздно! Пани Балкова, оживившись, приподнимается на кровати:
— Ах, она уезжает! Нет, вы только посмотрите! Распустили их здесь. Постойте-ка, сейчас выясним! — С довольной улыбкой она оглядывает соседок по палате и нажимает на кнопку.
Только Лида взялась за ручку двери, собравшись уйти, как раздается сигнал. Именно из той самой, пятьдесят первой, чтоб ей неладно было.
— Ой, а я уже в пальто!
— Беги, на поезд опоздаешь. — Витя выталкивает Лиду за дверь. — И без тебя как-нибудь справимся.
— Девочки, вы не знаете, какая она вреднющая! Ладно, успею. По крайней мере, оставит вас в покое.
Лида на ходу сбрасывает пальто и прямо на платье надевает форменный фартук. Элишка едва успевает закрепить ей на голове чепчик, и Лида несется по коридору, потому что нетерпеливый сигнал повторяется.
Пани Балкова от самой двери мерит медсестру подозрительным взглядом: она сразу заметила Лидины зимние сапожки и темное платье, виднеющееся из-под голубого фартука.
— Сестричка, прошу вас, — ноет она страдальчески, — протрите мне спину камфарой. Во всем теле ломота, ноги просто онемели от лежания. А ночью какие боли! Иной раз и часу не посплю, кто бы знал…
Пани Влахова презрительно отворачивается к стене. Верочка с виноватым видом предлагает Лиде:
— Дайте мазь, я ей натру, не задерживайтесь…
— Как будто сама сестричка не может это сделать, — тянет пани Балкова. — Я вовсе не намерена перетруждать сестру, знаю, работа у нее и так нелегкая, но ведь это ее прямая обязанность, так что нечего тут самовольничать. Я правильно говорю, сестра? — приторно улыбается она и, крякнув, переваливается на бок.
Лида в ужасе влетает в сестринскую.
— Девчонки, ей что-то известно! Иначе она не осмелилась бы просить натереть ей спину, врач-то не назначал. Как быть, а? Сказать, не положено?
— Не надо! — пугается Элишка. — Сделай, как просит. Может, оставит нас в покое. А мы попробуем такси вызвать по телефону.
«Такси? Да это же пятнадцать крон на ветер!» — думает Витя и растерянно хлопает глазами.
— Прямо хоть не езди никуда, — огорчается Лида, выискивая в шкафу баночку с камфарной мазью. Но, увидев застывшую от напряжения Витю, решает: — Не нужно никакого такси, будем надеяться, и так успею.
Прибежав в палату, она молча растирает Балковой спину.
— Хорошо-то как, сразу полегчало! — благодарит ее больная. — Еще между лопатками немного, — просит она, и Лида, стиснув зубы, массирует жирную спину.
— Да-a, морозец сегодня знатный, — ехидно косится пани Балкова на Лидины ноги. — Вы не нальете мне стаканчик воды?
Лида, подскочив к умывальнику, покорно наполняет стакан водой. Пани Балкова кокетливо клонит голову на плечо:
— Это много. Отлейте примерно треть, мне для зубов.
Вырвавшись наконец из палаты, Лида во весь дух бежит в сестринскую, на ходу расстегивая фартук.
— Девочки, уберите в шкаф, — спешно снимает она форму.
Витя с Элишкой наперебой подают ей пальто, шляпу, сумку.
— Останется минутка, звякну с вокзала.
— Беги, опоздаешь! — Витя в отчаянии прижимает к груди руки.
— Умру, а успею! Не паникуй раньше времени. А хоть бы и опоздала, через час обратно вернусь.
— Тогда все пропало… — Витины нервы не выдерживают.
— Подумаешь, утром поедет, ничего страшного, — хочет успокоить ее Элишка, но Витя чуть не плачет:
— Утром поезда подходящего нет. Лиде завтра там надо быть! А в понедельник с утра ей опять на дежурство, да еще главврач обход будет делать.
Минут через пятнадцать после Лидиного ухода звонит телефон. Лида весело кричит в трубку:
— Ну как, молодец я? Попутку поймала, «скорую помощь». Я уже и в вагон успела юркнуть, заняла место в уголке, так что еще и высплюсь.
Витя кружится по комнате, распевая:
— У-у-ехала, у-у-ехала!