Эли покачала в руках, как куклу, последнюю карту.
- И что же ты ищешь? - спросил Отец Свет.
Эли молча показала ему последнюю карту со слепящим солнцем.
- Жизни. Я хочу снова стать живой.
Она спрыгнула со сцены вниз, не дожидаясь, пока пригласят следующего.
- Давайте я! - сказал Мардих, взметнувшись вверх.
- Нет, извини, ты уже сорокопут! - сказал Отец Свет. - Хотя и все же мое творение. Кроме того, у тебя слишком длинная история! Эй, чулочек, долго будешь заставлять меня ждать?
- Извините, - сказала Амти, и стесняясь, непрестанно теребя кружева на платье, пошла к сцене. На полпути осознала, что забыла карты и вернулась за ними. Она чувствовала себя ужасно глупо и долго стояла молча.
Но когда заговорила, рассказ полился сам собой.
- Я никогда не была смелой. Я жила в мире книг, а потому ужасно боялась реальности. Знаете, в книгах жизнь страшнее и драматичнее, чем на самом деле. Я представляла сюжеты из романов ужасов, когда шла по темной аллее, я дрожала от одной мысли, что непременно опозорюсь на сцене, если буду выступать в школе - ведь это закон жанра. По закону жанра, если уж что-то и случится, то самое худшее. Это держит читателя вовлеченным в повествование. Понимаете? Книжная девочка, это не только романтичная идеалистка.
Вокруг Амти закружились красивые птички, будто нарисованные ее собственной рукой, из пола поднимались такие же удивительные цветы.
- Это не только вера в судьбу, в любовь на всю жизнь, в прекрасного принца. Это еще и непрерывный кошмар.
Амти откинула одну карту, ту самую, где она сидит на постели под висящими в воздухе мечами.
- Это постоянные страхи, ужас того, что может случиться с тобой в любой момент. Я представляла, что я - героиня книги, с которой что угодно может случиться в любую минуту.
Розы превратились в кусачие венерины мухоловки, и Амти отскочила от них, милые пташки стали голодными воронами, и Амти закрыла лицо руками, чтобы они не выклевали ей глаза.
- Я боялась мира, он был огромный, я совсем его не знала. Но было кое-что, что я знала еще хуже, чем мир. Я.
Амти показала вторую карту, где она связана среди мечей на каком-то болоте.
- Больше всего я боялась, что вовсе я не героиня. Что я злодей. Я была переполнена ужасными фантазиями, ужасными мыслями, ужасными желаниями - до краев. И они не давали мне двигаться, мне казалось, будто любое мое движение может высвободить монстра у меня внутри, принести кому-то боль. Больше всего я боялась оказаться самой плохой в этом страшном мире.
Амти почувствовала, как ее стягивают цепи, которыми она сама себя сковала. До боли, до хруста в костях - но только так она могла точно знать, что не представляет никакой опасности для тех, кого любит.
- Так я стала той, кто я есть.
Амти вдруг почувствовала, что висит вниз головой, связанная цепью. Карта выпала из ее руки, мягко спланировала вниз, и теперь Амти хорошо видела ее. Руки и ноги затекли, Амти была связана и могла только смотреть.
- Так что по-настоящему ищешь ты? - спросил Отец Свет.
Амти задумалась. Ответ пришел легко.
- Любви. Я ищу, чтобы кто-то полюбил меня со всем, что во мне есть. С этим ужасом в глубине меня, со злостью, со страхом. Я не уверена, что кто-то может принять меня такой, какая я есть, потому что я буду желать причинить боль и ему тоже, буду представлять это, а может быть однажды и сделаю. Но еще больше я не уверена, что кто-то может принять меня с моим заячьим страхом. И не уверена, что моя собственная любовь может оказаться сильнее страха, что моя собственная любовь способна принять все. Я совсем не уверена, что я сама смогу любить так, как хочу, чтобы меня любили. Может, я просто глупая и жестокая эгоистка, по крайней мере я очень этого боюсь.
Амти почувствовала, как ослабляются цепи на ее руках и ногах, и упала бы, если бы Шацар ее не подхватил. Она и не заметила, как он оказался рядом. Амти огляделась, цепи растворились, будто их и не было.
Шацар крепко держал ее, и Амти смотрела ему в глаза. Он был очень спокоен, будто не слышал всего того, что она сказала.
Амти на негнущихся от волнения ногах, вернулась назад, а Шацар остался на сцене.