Это была лишь сотая часть невидимой армии.
Мать Тьма провозгласила:
- Они ничего не скажут, мертвые безгласны. Я принимаю тех, кто больше не принадлежит бытию. Не предмет и не существо. Ничто. Я принимаю их, и они сливаются со мной, уходят в мою кровь и плоть. Они помогают мне творить Внешние Земли.
А потом она неожиданно подмигнула Яуди.
- Но всем ведь надо отдыхать, правда?
Отец Свет некоторое время с интересом наблюдал за мертвыми, кому-то он приветливо махал. А потом вдруг принялся выстукивать тростью ритм какого-то вальса, и вслед за его точными движениями грянула музыка, оглушительная и прекрасная. Яуди улыбнулась, двинувшись к мертвым безо всякого страха и без раздумья. Она скользила между мертвыми, касаясь то одного, то другого. И вот отступала кровь, будто ее и не было, зарастали раны. И даже среди грома музыки слышно было, как люди вдыхают, кричат, шепчут, благодарят. Как люди оживают. Кто-то принимается танцевать, кто-то неуклюже мнется, кто-то ощупывает собственное тело, будто не веря. Амти видела, что все они снова чувствуют, как это - жить. Господин Элиш громко прокашлялся, а потом улыбнулся свой киношной, все еще очаровательной улыбкой. Яуди скользила между людьми, легкими прикосновениями возвращая им жизнь. Свободной рукой она сжимала руку Шайху и говорила ему:
- Смотри, смотри, вот чему ты меня научил!
- Я что-то ничего не понимаю!
- Тогда продолжай смотреть!
Мертвецов было слишком много, и вскоре трупы смешались с живыми. У Амти заслезились глаза, ей было страшно и противно, но в то же время она ощущала торжественность момента.
Шацар дернул Амти за руку, прижал к себе.
- Потанцуем? - спросил он. - Не смотри туда. Смотри на меня.
И они танцевали, Шацар вел ее уверенно, и Амти положила голову ему на плечо. Иногда перед ней мелькали мертвые, израненные люди, танцующие с живыми. Мертвые непременно молчали, а живые смеялись, говорили, плакали. Люди танцевали, а Мать Тьма и Отец Свет стояли в середине зала, любуясь на них.
Шацар и Амти кружились среди мертвецов, которых становилось все меньше. Яуди давала людям жизнь, пусть и ненадолго, но они снова дышали, радовались, чувствовали. Теперь зал был испорчен тленом, но люди в нем - живы. Тени, которые не давали Амти спать по ночам, пугали ее и норовили утащить, оказались душами людей, творящих новый, лучший мир. От этого было светло и страшно. Амти заметила, что Мардих щебечет с кем-то, кто судя по всему был ему знаком в другой, давнишней человеческой жизни. Кажется, его в чем-то обвиняли.
Амти обнимала Шацара и шептала:
- Любовь моя, любовь моя, любовь моя, только не отпускай меня.
Шацар нежно придерживал ее. Громкость музыки нарастала, и вот она уже заглушала голоса людей, но Амти слышала и чувствовала биение сердца Шацара. Оно было для нее главным звуком. Они танцевали в хаосе этого удивительного бала, и потихоньку Амти перестала замечать всех вокруг - пахнущих кровью и разложением, тленом и сыростью, сухими костями.
Был только запах Шацара. Амти улыбнулась ему. Он наклонился к ней и прошептал ей на ухо что-то неразборчивое. В этот момент музыка стихла, будто ее и не было никогда. И над залом снова пронесся голос Матери Тьмы, несуществующий, невероятный. Она и Отец Свет были будто плюс и минус, два абсолютных заряда.
- Шацар, - сказала она. - Подойди сюда.
Шацар успокаивающе погладил Амти по щеке и пошел к Матери Тьме. Люди, уже живые, пусть на одну ночь, расступались перед ним и пропускали его вперед. Даже те, кто умер по его приказу.
Шацар упал на колени перед телом Эли, в котором обитала Мать Тьма. Нет, даже не так. Ее тело не способно было вместить богиню во всем ее великолепии. Эли была лишь перчаткой на руке Матери Тьмы.
- Я же сказала: ты мне не слуга. Ты был мне верным сыном.