- Я не был, Мама, - ответил Шацар. Он склонился низко, до пола. Амти казалось, будто сейчас он будет целовать Эли ноги. Тем не менее, в этом низком поклоне не было ничего унизительного, Шацар делал это с удовольствием, безо всякого принуждения. Эли, такая маленькая по сравнению с ним, Эли, телу которой он поклонился так низко, оставалась неподвижной.
- Я люблю тебя, Шацар, - сказала Мать Тьма. - Мой удивительный, мой упрямый сын. И я хочу сделать тебе подарок.
Ни звука не раздавалось в огромном зале, люди молчали. А потом Амти услышала чей-то легкий, неверный шаг. Она обернулась. Сквозь зал, не обращая внимания на расступающихся перед ней людей, шла ее мама. Мертвая, босая, в красном платье. Половина ее головы была снесена выстрелом. Амти видела ее мозг, осколки ее черепа усеяли плечи. Она все еще была красива, в застывшей крови, с изуродованной головой, в ней все еще было что-то неутолимо прекрасное, чего не досталось Амти.
Мамины волосы были покрыты засохшей кровью. Яуди сделала шаг к ней, но мама жестом отстранила ее руку, помотала головой. Она оставалась мертвой и безгласной.
Шацар обернулся к ней и замер. Она шла к нему, неверным, мертвым шагом. Она на него смотрела.
- Митанни, - прошептал он.
Мама обошла его кругом, осматривая, коснулась погон на его шинели, игриво прошлась пальцами, холодными, Амти знала, по его волосам. Ее босые ноги были покрыты трупными пятнами, волосы рядом с дырой в голове свалялись. Она была абсолютно мертва, в ней не было даже подобия жизни. Амти видела, что белок ее глаза, со стороны раны в голове, был залит кровью. Она смотрела на Шацара пытливо. Все потеряло значение, она смотрела на него так, будто ее жизнь ничего не стоила, словно ответ на вопрос, почему он лишил ее всего был лишь строчкой в стишке, который она силилась вспомнить.
И Амти увидела, что Шацар плачет. Наверное, ему и вправду все это время было мучительно больно. Мама ударила его, оставив на щеке кровь. Отметка, печать.
Шацар не закрывал глаза, наоборот, он смотрел на нее не отрываясь, смотрел на то, что смерть сделала с его любимой женщиной, смотрел на то, что он сам с ней сделал.
- Митанни, прости меня, - сказал он. - Умоляю тебя, прости.
Мама скривилась, а потом ее гримаса медленно перешла в улыбку. Нескольких зубов у нее не хватало. И, Амти чувствовала, Шацар все еще любит ее - такой, все еще видит в ней красоту, все еще желает ее.
В определенном смысле не было ничего, способного их разлучить. Даже смерть не разлучила.
Мама склонилась над ним и поцеловала его. Кожа сходила с ее губ клоками. Они целовались долго и страстно. Шацар лишил маму всего, абсолютно всего, а сейчас целовал ее так, будто для него ничего не было на свете дороже. Амти видела, что во рту у мамы черви, пожирающие ее язык, видела, как Шацар целует ее, не обращая внимания на личинок, которые падают вниз.
Мама отстранилась. Она смотрела на Шацара с каким-то отстраненным выражением. Потом мама вытянула руку, размяла пальцы. В этот момент Отец Свет снова стукнул тростью, и в ладони у мамы появился револьвер. Она посмотрела на него без удивления. Ее больше ничто на свете не удивляло.
Мама взвесила его в руке, может быть, оттягивая время или издеваясь. Шацар смотрел на нее спокойно, несмотря на то, что его воспаленные глаза все еще были полны слез.
Он плакал не потому, что ему было страшно утратить жизнь, он плакал потому, что утратил любовь. Мама приставила дуло к его виску, потом задумчиво скользнула вниз, по скуле, разжала ему челюсти, и он охотно позволил ей вставить дуло пистолета ему в рот. Он закрыл глаза и приготовился умереть. Он этого заслуживал.
В этот момент Амти не выдержала. Он не знала, пойдет ли против воли богини, и ей было все равно. Она бросилась вперед, встала между мамой и Шацаром. Мама задумчиво посмотрела на Амти.
- Нет, нет, пожалуйста, нет! Умоляю тебя! - шептала Амти. - Мама, мамочка, я прошу тебя. Мамочка, не делай этого!
Амти подумала, что сейчас найдутся правильные слова, способные остановить ее. Но они не находились. В конце концов, Шацар убил ее, и Шацар заслужил мести. Амти взяла маму за руки, и ее руки оказались холодными, как Амти и ожидала.
- Прошу тебя, - сказала Амти. - Мама. Я ничего больше не могу сделать, кроме как просить тебя.
Глаза мамы - один, залитый алым и другой - пустой, мертвенно-бледный, как рыбье брюхо, уставились на Амти. Сквозь дыру в ее голове Амти видела, как взволнованно летает неподалеку Мардих.