С другой стороны, и в лавке мне было так же скучно. Я с удовольствием оставлял лавку на своего брата Роба. Он был младше. И думал, будто отсчитывать сдачу и рассыпать сахар по синим бумажным пакетам – лучшая забава на свете. Моей сестренке Эльзи в лавке тоже нравилось, но она больше любила играть со мной в футбол.
Вот футбол я любил по-настоящему. Мы играли в проулке между нашим двором и следующим, – наши ребята против ребят из того двора. Обычно все кончалось тем, что мы с Эльзи играли двое на двое против братьев Макриди. Мы с ней не упускали случая поиграть. Нам пришлось придумать особые правила, потому что места было мало, и другие особые правила для дней большой стирки, потому что от чанов из сарайчиков для стирки по обе стороны проулка валил густой пар. Будто в тумане играешь. Из-за меня мяч вечно попадал в чье-то белье. Это было второй причиной для споров, которые папе не удавалось уладить. Мама вечно скандалила из-за того, куда я на этот раз угодил мячом, или ругалась с миссис Макриди, потому что я подавал плохой пример ее мальчикам. Ангелочком я никогда не был. Не футбол, так еще что-нибудь, лишь бы позабавиться. Мама постоянно вступалась за меня, но это было безнадежное дело.
Еще я полюбил разведывать город. По дороге в школу или домой, чтобы мама не узнала. Так я и наткнулся на Тех, так что вам осталось потерпеть совсем чуть-чуть.
В тот год я каждую неделю намечал себе новый участок города и бродил там, пока не выучивал его. Потом двигался дальше. Я говорил вам, что для меня Дом – это большой город. Почти везде было примерно как у нас во дворе, людно, шумно и мрачновато. А вот рынок я очень любил. Все орут как умалишенные, апельсинов горы – таскай не хочу, – и над всеми прилавками большие газовые фонари. Один раз я видел, как навес загорелся. А еще я любил канал и железную дорогу. Мне всегда казалось, будто они то и дело виляют, чтобы перебежать дорогу друг дружке. Каждую сотню ярдов то поезда лязгали над водой, то баржи на буксирах проплывали под железными мостами, кроме одного места, где для разнообразия канал проходил над рельсами на череде высоких, как ходули, арок, а под арками теснились домишки. Рядом были богатые кварталы с хорошими лавками. Я полюбил богатые кварталы зимой, когда темно, мокрая дорога вся покрыта дрожащими огоньками и туда-сюда катаются кареты с богатеями. А были еще тихие уголки. На них натыкаешься неожиданно: стоит свернуть – и попадаешь в тихий уголок, о котором вроде бы все позабыли.
Тихий уголок, где мне настал конец, тоже был прямо за поворотом. Это сразу за богатым кварталом, почти под тем местом, где канал бежит поверху на своих ходулях. Прежде чем туда попасть, я миновал что-то вроде парка. Это был частный парк. Забираться в чужие владения я не очень-то стеснялся. Может, вернее было бы назвать его садом. Но я тогда был полный неуч. И траву до тех пор видел только в парках, потому и решил, что это парк, когда перелез через стену и попал туда.
Это был треугольный островок зелени. Парк разбили в самом центре города, но деревьев и кустов там было больше, чем я успел навидаться за всю предыдущую жизнь. Посередине проходила низинка, где росла трава – гладкая подстриженная трава. Как только я перелез через стену, меня накрыла тишина. В каком-то смысле мирная, но больше похожая на внезапную глухоту. Ни поездов, ни улиц я больше не слышал.
Ну и дела, подумал я и поглядел наверх проверить, на месте ли канал. Да, на месте, вот он, шагает по небу прямо передо мной. Я обрадовался: до того здесь было странно, что я не удивился бы, если бы оказалось, что весь город куда-то подевался.
Что доказывает, что чутью надо всегда доверять. Я тогда ничего не знал ни о Них, ни о том, как устроены миры, но сразу все понял. Чутьем.
Надо было мне сразу перелезть обратно через стену. Зря я этого не сделал. Но вы уже представляете себе, какой я был тогда, и вообще я сомневаюсь, что вы на моем месте не захотели бы там задержаться. Очень она была странная, эта тишина. Но вроде бы не опасная. То есть на самом-то деле у меня все поджилки тряслись, но я сказал себе, что это нормально, все так себя чувствуют, когда нарушают границы частных владений. И вот с ощущением, будто вместо спины у меня копошится масса мелких мягких гусениц, я двинулся между деревьями к стриженой лужайке внизу.