Она долго молчала, как будто все слова на время вылетели у нее из головы. Потом подалась вперед, поцеловала меня в щеку и тихо произнесла:
– Добро пожаловать домой.
Ей не нужно было объяснять мне, кто она. Я знал.
Но, увы, осознание пришло слишком поздно.
Почему ты не сказала мне, Бет? Могла же сказать: «Ты обязан на мне жениться, Джерри!»
И я бы послал звезды к черту!
Дети вырастают, у них рождаются свои дети, а у тех – свои. Ты об этом думала, Бет? Ты рассказала нашему сыну или дочери обо мне для того, чтобы в далеком будущем кто- то встретил меня и отвел домой. Но, Бет, ты не подумала, что этот кто-то будет настолько похож на тебя!
Если бы я знал про ребенка, я бы, по крайней мере, был подготовлен. Меня бы не застали врасплох, как сейчас.
С другой стороны, если бы я знал, то не улетел бы к звездам.
Почему ты не сказала: «Джерри, ты должен, обязан на мне жениться!»
– Я приезжаю сюда каждый день,– объяснила моя праправнучка. – Я всегда знала, что рано или поздно ты придешь на ее могилу.
«Почему же ты не приехала в Белые Пески в день приземления? Тебе не позволили бы поговорить со мной, но ты бы могла помахать рукой, когда я выходил из корабля». Вот что я хотел сказать ей, но вместо этого просто стоял, застыв, как Пруфрок из стихотворения Элиота[17]. А потом сказал совсем другое:
– Я принес ей розы.
Она посмотрела вниз, на цветы.
– Я люблю розы. Уверена, что и она их любила.
– Бет умерла так рано. Почему?
Она подняла взгляд, но смотрела не в глаза мне, а на карман моей рубашки.
– Родинка у нее на щеке превратилась в меланому. Та самая очаровательная мушка. Когда это обнаружили, было уже поздно.
Подождав, пока я свыкнусь с ее словами, она подняла глаза. Какой же глубокий карий взгляд! И как много в нем золотых искр!
– Думаю, ты знаешь, кто я.
Я кивнул.
– Она не сказала тебе, что ждет ребенка?
–Нет.
– Я Робинетт. Робинетт Филдз. Но все называют меня просто Робин.
– Ты... ты живешь в городе?
– Да. В большом роскошном особняке. Мой отец – директор «Метробанка».
– Мой внук?
– Да. А моя бабушка – твоя дочь – директор городской библиотеки. Ее муж, мой дедушка, умер в прошлом году.
Значит, у нас с Бет родилась девочка... но почему же моя дочь не приехала в Белые Пески?
– У тебя есть еще один правнук, он живет в Калифорнии. До сих пор не женат.
– А братья у тебя есть? Или сестры?
Она улыбнулась точно так же, как улыбалась Бет, когда хотела сказать что-то грустное, и на мгновение я снова поверил, что моя любовь воскресла.
–Нет. Я последняя из Филдзов. Но я делаю все, что в моих силах. Все, на что способна девушка. Окончила юридический, только что сдала экзамен на адвокатскую лицензию, и осенью поступаю работать в юридическую фирму. Теперь, когда я тебе все рассказала, можем ехать домой.
Я бы скорее провалился в черную дыру.
– Думаю, мне лучше идти дальше своей дорогой.
– Еще чего!
– Робин, я не могу поехать к тебе домой.
– Конечно, можешь. А где еще ты сможешь изучить свое генеалогическое древо?
Нигде. Но я не мог ей этого сказать.
– Робин, разве ты не видишь, что я – анахронизм?
– Нет, не вижу. Пожалуйста, садись в свою машину и поезжай за мной.
Она смотрела на меня с нетерпением. И я видел в ее глазах еще что-то, чему пока не мог найти определения.
– И что ты им скажешь? «Мама, папа, смотрите, кого я привела! Это прапрадедушка Уолш!» Так?
Она дотронулась до моей руки, и крепость, чей фундамент уже давно перекосился, зашаталась и рухнула.
– Нет,– покачала она головой. – Я скажу: «Мама, папа, это Джерри». И они сразу поймут, кто ты.
Наверное, я улыбнулся, потому что она улыбнулась в ответ. Прежде, чем последовать за ней, я опустился на колени и поправил цветы на могиле.
Маккинсливилль разросся, но не так уж сильно. Когда я учился в Центре подготовки космонавтов, город называли цветущим оазисом. Теперь это был маленький, тихий, сонный городок, выжженный летним солнцем.
Филдзы жили на окраине, в районе, застроенном новыми домами. Их особняк с колоннами стоял поодаль от остальных, перед ним была большая ухоженная лужайка с полукруглой подъездной дорожкой.
Я вырос у приемных родителей, а в шестнадцать сбежал. По сравнению с этим особняком их дом был сущая лачуга. Да и вообще, с шестнадцати лет я не знал, что такое дом. Моим пристанищем всегда были бараки и мрачные съемные комнаты.
17
Пруфрок – герой стихотворения Томаса Стерна Элиота «Любовная песнь Дж. Альфреда Пруфрока».