И, конечно, тесный закуток, в котором я спал на «Звездном следопыте».
Жена моего внука не встретила нас у входа. Я стоял в огромной гостиной и смотрел, как она спускается вниз по широкой винтовой лестнице. Много нового появилось в мире, пока меня не было, но жена моего внука к числу нововведений не относилась. Готов побиться об заклад: эта стройная блондинка в струящемся платье цвета лайма и с повадками королевы наверняка была когда-то председательницей родительского комитета. Готов побиться о заклад: она и ее муж – члены местного загородного клуба. Каждую зиму они ездят на море, и у каждого собственное авто. Ее подтянутая фигура – результат еженедельных занятий аэробикой еще с тех пор, как она училась в старших классах, а над натурально-светлым цветом ее волос поработал мастер своего дела.
Глаза у нее были зеленые.
– Мама, это Джерри,– представила меня Робинетт. – Я встретила его на кладбище. Он принес цветы на могилу бабушки Холлман.
Она не протянула мне руку. Да и с чего бы? Я для нее – чужак, незнакомец, хотя она, возможно, и видела меня по тривидению. Она сказала:
– Фред будет чрезвычайно рад. Извините, я вас покину: должна сообщить домоправительнице, что к ужину будет гость.
– А моя дочь? — спросил я Робинетт, когда ее мать вышла из комнаты. – Она тоже живет здесь?
– Нет. В другом конце города. Я позвоню ей и скажу, что ты здесь. Но сперва пойдем к машине и принесем твои сумки.
– Робин, я не могу остаться здесь.
– Почему?
– Сама знаешь, почему. Твои родители лет на двадцать старше меня. В моем присутствии они будут чувствовать себя неловко.
– Зато я буду чувствовать себя хорошо,– сказала она, и в глубине ее глаз вспыхнули мерцающие искры. – Тем более что мы с тобой почти ровесники.
– Это еще хуже.
– Неужели, Джерри?
Мерцание в ее глазах погасло. А то, что пришло ему на смену, испугало меня. Испугало и обезоружило. Мы взяли мои сумки из машины и отнесли наверх. Точно напротив комнаты, которую для меня выбрала Робин, была еще одна спальня. Сквозь полуоткрытую дверь я увидел розовое покрывало, домашние туфельки на толстом ковре, желтый вымпел университета на стене над письменным столом.
Нет нужды объяснять, чья это была комната.
Мой внук оказался высоким, подтянутым мужчиной с каштановыми волосами, чуть тронутыми сединой. Узкое лицо, тонкий нос, тонкие твердые губы, решительно сжатые. Казалось, гены Бет вообще ему не передались, и сходства с собой я тоже не обнаружил.
Мы обменялись рукопожатием, и он сказал:
– Добро пожаловать назад.
Спасибо, что не добавил: «Дедушка».
Ужин был весьма пышный. Мой внук сидел на одном конце стола, его жена на другом. Мы с Робинетт – тоже напротив друг друга. Домоправительница, приземистая круглолицая женщина средних лет, подала нам семь смен блюд.
Вот, значит, как едят богатые. Правда, я сомневался, что мой сын богат настолько, насколько хочет казаться. Скорее всего, я много, много богаче. Космическая сумма, которую я заплатил за автомобиль,– всего лишь ничтожная, почти не ощутимая часть полученной мною выплаты. Но, сидя за столом, я чувствовал себя не богачом, а неотесанным деревенщиной. Мешковатый пиджак. Очевидно, неправильно завязанный галстук. Мои руки, привыкшие к приборной панели корабля, казались сейчас грубыми ручищами крестьянина, который не знает, как управляться с вилками и ножами.
Робинетт заговорила о планете, которую открыли мы с Бомоном и Моррисом. Мой внук быстро сменил тему и завел разговор об экономике. Как обычно, она пребывала в плачевном состоянии.
Открытая нами планета – младшая сестра в большом семействе Юпитера, такая же необитаемая, как Луна. Мы прочесали всю систему и обнаружили еще две планеты, обе – газовые гиганты, по размерам сравнимые с Нептуном, и несколько спутников. Впрочем, все они оказались совершенно непригодны для жизни, так что я не в обиде на внука за то, что он решил сменить тему.
Я не в обиде на него и за то, что он не проявил ни малейшего энтузиазма, когда Робинетт вспомнила про Почетные медали Конгресса, которыми нас наградили. Тем более что он, конечно, знал о награждении – пресса об этом вовсю трубила. Но, увы, медали эти ничего не стоили. Нас наградили только затем, чтобы придать хоть какую-то значимость нашему долгому путешествию. Хотя мы все прекрасно знали, что деньги налогоплательщиков, потраченные на наш полет, по сути, выброшены на ветер, и честнее было бы просто спустить их в канализацию.