За завтраком мы сидели с невинным видом, храня свои маски. Но семя уже упало в благодатную почву и даже без подкормки обещало вырасти в чудовищное дерево.
Робинетт вошла, когда я укладывал вещи.
– Джерри, пожалуйста, не уезжай.
–«Ты не была б мне так мила, не будь мне честь милее»[20]... Помнишь эти строки?
– Но ты же не уходишь на войну!
– Нет. Всего лишь бегу с поля боя.
– Я тебя не отпущу.
– Все знают о нас, Робин.
– Ну и что? Мы не первые дальние родственники, которые влюбились друг в друга.
– Но они относятся к этому по-другому, сама понимаешь.
– Если ты уйдешь, я уйду с тобой.
Я сел на кровать.
– Послушай,– заговорила Робинетт,– через месяц я уже буду работать в юридической фирме, мы переедем в город, а там никто не знает, что мы родственники.
– Узнают.
– Даже если узнают, это неважно. Жителям мегаполиса нет дела до таких вещей.
– Поверь, до нас им будет дело.
– Ну и наплевать. Нет таких законов, которые бы запрещали нам любить друг друга.
Нет. Пока еще нет.
– Просто я думаю о том, что будет с твоей жизнью.
– А что будет с моей жизнью, если ты сбежишь? Ты об этом подумал?
Я слабый человек. Я не стал собирать вещи и не поднялся с кровати.
В почтовом ящике я нашел запечатанное в конверт письмо от моей дочери и прочитал ее полные злобы слова:
«Ты разрушил жизнь моей матери и оставил ее умирать в одиночестве. Теперь ты разрушаешь жизнь моей внучки. Будь же ты проклят, старый грязный извращенец!»
Два века назад меня бы вымазали смолой, вываляли в перьях и на шесте вынесли из города. А Робинетт выбросили бы из дома на улицу.
Два века назад. Но, по большому счету, с тех пор ничего не изменилось.
Мы перестали ходить по барам, избегали людных мест, надолго уезжали за город. Я больше не осмеливался приходить к ней ночью. Зато она осмеливалась.
Вы можете сказать: ну разве ты знал, что так будет? Разве она знала? Вы можете сказать, что в нашем грехопадении виновен космос, или что виновато время, поймавшее нас в ловушку. Вы можете спрашивать себя, как бы поступили на моем или на ее месте. Вы можете сказать: теперь, когда все уже произошло, не стоит ни о чем сокрушаться. Вы можете сказать сотни, тысячи таких слов, но ваши слова упадут в бездну, как мертвые листья с осенних деревьев. А по улице будут идти люди. Люди, которые возносят лживые молитвы своим выдуманным богам, люди, которые пьют кофе, вино и чай. Люди, чья высокая мораль сияет, как нимб, вокруг их голов. Эти люди не обратят никакого внимания на ваши слова. Они вас даже не услышат.
Здание было старое, одно из старейших в городе, с готическими мотивами. Я посмотрел вверх – не наблюдают ли за мной с крыши горгульи? Но увидел лишь низко нависшее небо.
Робинетт поставила машину у тротуара, и я припарковался прямо за ней. Она подошла, наклонилась и поцеловала меня.
– Пожелай мне удачи.
– Я думал, с твоей работой все уже решено.
– Да, но я же еще не подписывала контракт. Они юристы и могут передумать.
– Передумать и лишить себя общества такой красавицы? Невозможно.
Она улыбнулась, и я навеки запечатлел ее лицо в памяти.
– Хочешь, пойдем вместе, и ты подождешь меня в офисе?
– Нет. Я подожду здесь.
– Я скоро вернусь, и мы сразу отправимся на поиски квартиры.
В костюме цвета лазури, стройная, незабываемая, она перешла улицу и, стуча каблучками, поднялась по мраморным ступеням. Дверь захлопнулась и скрыла ее от меня. По улице шли люди, много людей, но я их не замечал. Я завел мотор, тронулся и влился в поток машин. Крышу я не поднял, хотя знал, что пойдет дождь.
Я таила, что на сердце — чувствам потакать грешно... Ах, кузен, ты вправду любишь? Я люблю тебя давно.
Город остался далеко позади. Ближе к вечеру начался дождь. Я слышал, как его капли стучат по моей надгробной плите, но не мог расслышать ее легких шагов. И тогда я понял, что теперь она умерла навсегда.
СИНДРОМ ТРИ-МАЙЛ[21]
Каждый раз, расставаясь с Землей, я становлюсь другим. Свою родину я презираю, там царит сплошное лицемерие. Люди притворяются, что любят ближних, на самом же деле сердца их полны зависти, неудовлетворенности и злобы. Ненависть они прячут под масками невинных овечек. Меня нисколько не удивляет, что именно они – и миллионы других столь же отвратительных созданий – были избраны для того, чтобы жить. Мы же, заточенные здесь, на корабле ста- зиса, обречены на смерть. Впрочем, и мы омерзительны: нас объединяет ненависть. Правда, с огромной долей безразличия. Нам все равно. Я ненавижу девушку, которая за нами ухаживает, потому что ей нет дела до меня, и ненавижу пилота, до которого ей есть дело. Но эти чувства заглушает бесконечная апатия.
21
Скорее всего, автор имеет в виду аварию на АЭС Три-Майл-Айленд. Одна из крупнейших аварий в истории ядерной энергетики произошла 28 марта 1979 года на атомной станции Три-Майл-Айленд, расположенной на реке Саскуэханна, неподалеку от Гаррисберга (Пенсильвания). До Чернобыльской аварии, случившейся через семь лет, авария на АЭС Три-Майл Айленд считалась крупнейшей в истории мировой ядерной энергетики и до сих пор считается самой тяжёлой ядерной аварией в США: в ходе неё была серьезно повреждена активная зона реактора и часть ядерного топлива расплавилась.