Воздух как будто наполнен свечением, и каждый вдох возвращает меня к жизни.
Внезапно я понимаю, что город мертв. Большинство людей Земли мертво. И я, кажется, знаю, почему.
Болезнь Сиддона – это прерванная попытка человеческой расы адаптироваться к ядерной эпохе. Если бы не сыворотка, люди преуспели бы в этом, как животные и птицы.
Ядерных ударов не было. Этого даже не понадобилось.
Те, кто действительно был болен, заболели, во-первых, из-за того, что адаптировались слишком быстро, а во-вторых, были отравлены стерильным воздухом стазис-кораб- лей.
Мы унаследовали Землю.
Другие пациенты с корабля тоже догадались, что произошло. Они ошеломлены и не знают, что делать. Я прошу мужчин похоронить пилота, Джун и тела с корабля. В конце поля я вижу небольшую ферму. Ну что ж, на первое время этого достаточно. Я говорю бывшим пациентам, чтобы они начинали переносить все, что может пригодиться, с корабля в мои новые владения. Наконец-то я знаю, кто я на самом деле. Я дважды упал с неба. В первый раз я хорошо потрудился. На этот раз придется потрудиться гораздо лучше.
ШЕКСПИР В ОБЕЗЬЯННИКЕ
Лоури просыпается. Воскресное утро. Снизу из кухни доносятся знакомые звуки. Завтрак, похоже, уже готов, но Лоури не спешит вставать. Он лежит неподвижно под смятой муслиновой простыней и слушает отдаленный звон посуды, шум текущей из крана воды, тихие шаги Норы по плиточному полу кухни.
Спальня наполнена ярким солнечным светом и свежим утренним дыханием летней травы.
Стены моей тюремной камеры сотканы из времени. Дверь – шахматная доска: день-ночь, день-ночь. Маленькое окошко напротив двери распахнуто в будущее, но окно слишком высокое, и я не вижу, что за ним. Вся моя мебель – стул и небольшой столик. На столе стопка писчей бумаги, рядом с ней давным-давно высохшая чернильница с гусиным пером...
Лоури вдыхает аромат кофе. На завтрак яичница с беконом и тосты. Он отбрасывает простыню, ставит ноги на пол, нащупывает тапочки, скинутые перед сном. Мягко и бесшумно ступая в фетровых тапках, идет в ванную комнату, опустошает мочевой пузырь, умывает лицо и руки. Аккуратно зачесывает назад спутавшиеся во сне темно-каштановые волосы, убирает пряди с высокого лба. Проверяет, не пора ли бриться. Прямо сейчас не нужно, но уже скоро; и еще надо подправить усики. Это единственная деталь собственной внешности, о которой он заботится, ведь усики придают его облику некий намек на ученость.
Набросив пестрый халат, он спускается вниз по покрытой ковром лестнице, пересекает большую гостиную и оказывается на кухне, где витает кофейный аромат. На пластиковой барной стойке уже ждет ярко-оранжевый апельсиновый сок в тронутом изморозью бокале; Лоури выпивает его в три глотка.
Позади Нора тихо произносит:
– Мама и папа приедут сразу после мессы.
Лоури не отвечает. Нора, в отличие от ее родителей, ходит на пятичасовую мессу по субботам.
Она засовывает два куска хлеба в тостер. Завтрак накрыт на двоих, Нора раскладывает по тарелкам яичницу и бекон, наливает кофе в чашки. Ей тридцать восемь, волосы не прибраны, но мешковатый халат не может скрыть стройности ее тела и приятной округлости бедер. Покончив с завтраком и посудой, она расчешет волосы, и они упадут на плечи темным застывшим водопадом, обрамляя узкое красивое лицо с черными бровями и глазами ярко-синего цвета.
– Выбрав ее спутницей жизни, я в целом поступил правильно. Могло быть и хуже. Она не столь бесчувственна и не так прагматична, как прочие представители ее племени. Тем не менее, она крепче и выносливее своих генетических современников. Женщины моей хроно-родины выходят в тираж, едва достигнув тридцати. Там это в порядке вещей. Но здесь, в прошлом, хранить вазу, цветы в которой давно увяли, считается comme il faut. Поэтому ваза должна быть прочной.
Я должен обязательно включить это глубокое наблюдение в роман, который никогда не напишу...
Сцена 2. Дом обращен к востоку. Его тень на заднем дворе стала короче, но в траве по-прежнему сияют алмазные капли росы. Лоури в спортивных шортах и с пятикилограммовой упаковкой топливных брикетов в руке выходит на крытую веранду и оглядывает свои владения. Недалеко от веранды растет высокий красный клен с латинским названием Acer platanoides Schwedleri. Дверь справа от Лоури ведет в гараж, где стоит его «понтиак бонвилль». Между кленом и верандой – садовая печь: Лоури сложил ее прошлым летом своими собственными руками. Она точно такая же, как та, что построена на заднем дворе соседнего дома. Сосед, Голодный Джек (авторство прозвища принадлежит Лоури), тоже сложил ее своими собственными руками.