— Это очень серьезное требование.
— И очень личное, но не такое уж странное, если вы вспомните, что только проводник стоит между вами и смертью. Поставьте себя на место нашего обычного новичка джена… вы недели, может, месяцы, провели в загонах… а загоны еще ужасней, чем слухи о них… и вот однажды надсмотрщик выхватывает вас из толпы. Вы впервые за много недель моетесь под душем, вам впервые за год дают чистую одежду, но вы не можете радоваться всему этому. Еще час — и вы погибнете. Однако условия в загонах таковы, что их обитатели почти приветствуют смерть.
А теперь подумайте, что вы почувствуете, если обнаружите, что вам предстоит стать моим донором, моей собственностью. Хоть я и проводник, грязный извращенец, я тем не менее имею право на одного джена из загонов. И забираю дженов, если в Зеоре есть место. Но очень многие умирают ежегодно потому, что не я забираю их. Какие чувства вы испытывали бы ко мне, если бы были отобраны?
— Как бы испуган я ни был, — задумчиво ответил Валлерой, — вы все равно не причинили бы мне вреда?
— Я никогда никому случайно не причинял вред. И могу гарантировать, что больше не причиню вреда и вам.
Валлерой задумался.
— Двести саймов Зеора ежегодно не убивают больше двух тысяч моих людей. Думаю, я в долгу перед Зеором… и должен расплатиться, когда наступит время.
— Если вы отправитесь со мной, как мой товарищ, мы сможем поехать на аукцион. И, может, найдем там Эйшу. Тогда я куплю ее, и дело будет сделано.
— Товарищем?! А почему вы считаете, что я смогу выдать себя за вашего товарища? Я не Денрау!
— Денрау — исключение. Но вы достаточно хороши.
— Это нелепо. Я даже не простой донор, тем более не тот, что способен удовлетворять потребность проводника!
Клид оперся о ручки кресла, сложил пальцы, щупальца его исполняли сложный танец, а взгляд не отрывался от Валлероя.
— Правда, вы не простой донор, но со временем, если захотите, можете стать более популярным и известным товарищем, чем Денрау.
— Откуда вы знаете? Сама мысль об этом пугает…
— Вы сомневаетесь в моих профессиональных суждениях? — В его голосе звучала такая гордость, словно Валлерой усомнился в единстве Зеора.
— Конечно, нет, сектуиб. Даже и не думал о таком.
Проводник кивнул, продолжая игру щупальцев над пальцами.
— А пока подойдет и хорошее притворство. Но оно должно быть основано на верности Зеору.
— Я плачу свои долги.
— Но нужно нечто большее.
Валлерой взглянул на папку, прислоненную к столу. Он хорошо помнил свой рисунок и знал, что символизирует каждая его линия. Зеор стал его частью, даже если только на краткое мгновение. Теперь ему нужно стать частью Зеора, пусть тоже на время.
Он посмотрел на проводника, на это экзотическое существо, в одну темную дождливую ночь изменившее всю его жизнь. Клид за своим обычным письменным столом, заваленным грудой бумаг, в обычном кабинете, где пахло чернилами и свежеполированной мебелью, казался слишком обыкновенным, чтобы его бояться. Но что—то в его взгляде, в голосе, в походке говорило, что это один из самых значительных живущих людей; Клид сам это знал, ему не очень это нравилось, но он это принимал.
И Валлерой тоже принял это. Нет ничего дурного в том, что человек гордится своими достижениями. Валлерой знал, что эта гордость — всего лишь бронированная оболочка, которую Клид вырастил, чтобы защитить… что? Этого Валлерой никогда не узнает, если не станет частью Зеора. И неожиданно он понял, что очень хочет узнать, что скрывается за этой оболочкой.
Под взглядом Валлероя щупальца застыли и спрятались в своих сумках. Переплетенные пальцы оставались неподвижными, но взгляд проводника не отрывался от лица Валлероя, замечая оттенок каждой эмоции, сопровождающей мысли джена.
Как можно уверенней Валлерой сказал:
— В дом Зеора — навсегда.
Клид закрыл глаза, на его лице мгновенно отразилось облегчение. Когда же он открыл глаза, то подтвердил:
— В дом Зеора — навсегда.
— Но я все равно не понимаю, почему вы считаете, что я могу выдать себя за товарища.
— Скажем только, что на вашем месте я мог бы сделать это ради Енавы. Через четыре дня мы можем вернуться с Эйшей, и все будет кончено.
— Когда отправляемся? — В глубине души он гадал, стоило ли все это того земельного надела, который в качестве награды пообещал Стэйси. Если Эйша уже мертва… он отказывался даже думать об этом.
Клид потянулся к стопке бумаг.
— Завтра утром, после похорон. До Ибурана два дня пути, так что прибудем как раз вовремя к аукциону.
— Почему бы не отправиться сейчас?
— Хью. — Клид беспомощно показал на груду документов. — Мне повезет, если я смогу уйти завтра, не причинив вреда Зеору. К тому же нужно посоветоваться с дедушкой.
— С дедушкой?
— Конечно. Я должен получить разрешение.
— А что если он не разрешит?
Глядя на стопку перед собой, Клид с отсутствующим видом продолжал:
— Технически я руковожу Зеором уже четыре года. Но для него полезно сохранить часть власти. Бесполезность — худшая беда старости, даже у дженов, а представляете себе, что это такое для проводника? — Вопрос был риторическим, и Клид сам же ответил на него дрожью, складывая документы в папку. — Пойдемте, возьмите с собой рисунок, и мы спросим его сейчас же.
Клид взял документы, которые читал, Валлерой прихватил свою папку. Они пошли по коридору. Догнав Клида, Валлерой спросил:
— А что с Хрелем?
— Может, дедушка найдет какое—нибудь решение. — Проводник прошел до конца коридора, вошел в узкую дверь и стал подниматься по крутой вьющейся лестнице.
На верхней площадке они остановились и осмотрелись. Теперь они находились в пентхаузе, расположенном гораздо выше парапетов самых высоких зданий на западной стороне двора. Через широкое окно в колоннаде они могли смотреть сверху вниз на здания, двор, передние ворота и дальше — на примыкающий к Зеору город Вальзор.
Теперь Валлерою видны были заплаты на крыше и отличающиеся по цвету камни там, где проводились восстановительные работы. Жители общины редко говорят о погромах «извращенцев», но сами здания были свидетельством таких погромов.
Когда Валлерой отдышался от крутого подъема, сектуиб повел его вдоль колоннады, а затем за занавес в прихожую, обрамленную красными плюшевыми портьерами. Здесь перед ведущей внутрь дверью взад и вперед расхаживала Енава. В руке она держала папку с бумагами, и, как заметил Валлерой, на ней была новая обувь.
Она повернулась, преграждая Клиду вход.
Он остановился на полпути.
— Что случилось?
— Приступ энтрана, — напряженно ответила она. — С ним теперь Денрау.
— Давно?
— Должно быть, всю ночь. Ты его знаешь. Даже умирая, он никого не позовет! — Валлерой видел, что она на грани слез.
— Энтран не настолько опасен.
Подбоченясь, она презрительно фыркнула.
— Хм! Когда последний раз сектуиб, — она осмотрела его с ног до головы, — проходил через него?
— Я столько работаю, что у меня противоположная проблема.
— Разве не приходилось мне сидеть всю ночь, держа тебя за руки?
— Ты сегодня утром в плохом настроении.
Валлерой видел в ее глазах непролитые слезы, и это смущало его. Если бы не своеобразная непроницаемая оболочка интимности у всех на виду, которую умел создавать Клид, он на цыпочках попытался бы уйти от этой напряженной семейной сцены. Но Зеор вообще похож на большую сварливую семью.
Максимально задержав дыхание, Енава выпалила:
— Уж такое это утро! Сначала Фелехо, потом дедушка…
— Он не умирает. Денрау вполне справится.
— Денрау вообще не потребовался бы, если бы ты время от времени разрешал ему работать.
С трудом сохраняя терпение, Клид переложил папку в три щупальца, руками взял женщину за плечи, в то же время щупальцами другой руки приподняв ее подбородок. По ее щекам потекли два ручейка слез. Клид сказал:
— Наавина, ты не хуже меня знаешь, что дело не в разрешении. Рано или поздно мы должны посмотреть этому в лицо. Он стар, слишком стар, чтобы доверять ему работу с донорами. А что касается распределения, то у него слишком низкая чувствительность, он никого не сможет удовлетворить. Все, что мог, он для Зеора сделал. Теперь очередь Зеора делать все для него.