Из дверей показалась группа детей, пробежала по двору и исчезла в других дверях. Некоторые тащили футляры с музыкальными инструментами в половину своего роста. И несли они свой груз с гордостью, как будто это символ высокого статуса, недоступный простым смертным. Сцена вызвала воспоминания о другой осени, которую он провел, глядя в окна на чистых и ухоженных школьников. На счастливчиков. Тишина, последовавшая за уходом детей, казалась Валлерою все более оглушающей. Неожиданно он почувствовал, что теряет сознание.
Но не успели у него подогнуться колени, как Ивени подхватила его. Мгновение спустя он оказался в постели и лежал, слишком уставший, чтобы удивиться тому, как вовремя она оказалась на месте.
На следующее утро детские голоса неудержимо потянули его к окну, но на этот раз до постели он добрался самостоятельно. И в качестве награды получил разрешение после ланча с час посидеть в кресле.
На пятый день он уже без труда совершал регулярные вылазки в туалет, если вовремя принимал лекарство. А на шестое утро проснулся, чувствуя себя совершенно здоровым, но голодным, как волк. Как обычно, дверь его комнаты была приоткрыта, и он выглянул в коридор.
Богатый мозаичный пол сверкал, словно только что натертый. В воздухе чувствовались химические запахи. Через равные интервалы между альковами с книжными стеллажами стояли витрины с самыми разнообразными предметами: от досаймских артефактов до моделей, изготовленных школьниками. Никого не было видно.
Валлерой надел приготовленный для него халат и вышел в коридор. В конце коридор, расширившись, превратился в приемную с бирюзовым полом и коваными железными воротами, очень похожими на вход в психолечебницу. Справа уходил другой коридор, а слева высокое глубоко посаженное окно впускало солнечный свет, падавший на пестрый мозаичный пол.
Посредине второго коридора открылась дверь. Группа служителей выкатила носилки на колесах и прокатила их мимо Валлероя. Когда служитель открывал ворота, Валлерой успел увидеть пациента — бледное, почти бессознательное лицо, руки сайма, тщательно уложенные в сдерживающие устройства по бокам носилок, острый запах многочисленных медикаментов. Затем процессия миновала ворота и исчезла.
— Хью!
— Ивени! — Валлерой сразу заметил халат в пятнах и растрепанные волосы. Девушка, должно быть, всю ночь просидела с этим беднягой.
— Прошу прощения, — негромко сказала она. — Знаю, что уже поздно, но у Хреля была такая тяжелая ночь.
— Все в порядке. Я хорошо себя чувствую. — Он так много хотел ей сказать, спросить, но не находил слов!
— Вернитесь в свою комнату, и я принесу ваш завтрак.
— Я могу помочь?
— Поможете, если позволите поесть с вами.
— Да, пожалуйста. — Валлерой принялся обдумывать ее слова. Он хотел сказать, что может сам приготовить еду. Вернувшись в комнату, он просмотрел свои записи с уроков языка. И к тому времени, как она вернулась с подносами, он обнаружил свою ошибку и сочинил речь, которую нервно репетировал за едой.
Он обнаружил, что по какой—то причине стесняется этой девушки. Впервые он ощутил ее как женщину, а не просто медсестру. И рядом с ее изящной саймской грацией чувствовал себя громоздким и неуклюжим.
Для Валлероя, никогда не считавшего себя большим или неуклюжим, это было совершенно новое ощущение. Он почти шести футов ростом, весит сто восемьдесят фунтов, и в основном это мышцы в прекрасной форме. Кожа его настолько обветрилась и выгорела, что цветом соответствовала волосам. Он знал, что он красив — своеобразной дикой красотой и вполне может сойти за ранчера или пограничного стража, если не показывает свои длинные и тонкие заостренные пальцы.
Именно эти пальцы, а не обычные черты лица прежде всего привлекали к нему внимание. Они словно привиты к тяжелым, прочным, с крепкими костями запястьям и скорее подходят для тела сайма. Первое, что заметил Валлерой в сестрах и служителях, которые заботились о нем в Зеоре: ни саймы, ни джены никогда не смотрели на его руки.
Вот и сейчас, за едой, Ивени смотрит на его лицо, а не на руки. И это почему—то придало ему решительности: он попытался произнести свою речь.
— Ивени, теперь я здоров. Я хотел бы увидеть… сектуиба Фарриса — и найти способ как—то отблагодарить вас.
— Нет, вы еще не выздоровели. Вы должны еще неделю провести у нас. Вам нужно лечение.
— У меня нет денег. Я не смогу заплатить за лечение.
— Вы ничего нам не должны. Мы перед вами в долгу, потому что вас ранили на нашей земле.
Несмотря на то, что она старалась говорить как можно проще, Валлерой вынужден был сказать:
— Не понимаю. — Это фраза у него стала самой употребительной.
Она повторила предложение медленней, подчеркивая каждое слово грациозными движениями щупальцев. Почему—то Валлерою эта продолжение ее рук не казалось больше отвратительным, но как будто добавляло к каждому слову какие—то элементы значения.
— Я хочу сказать, — вставил он, — что не понимаю, почему вы все еще в долгу передо мной, хотя я уже в течение недели получаю пищу, убежище и постоянную заботу. Я за свой хлеб работаю.
— Но вы еще не вполне поправились.
— Я хорошо себя чувствую.
— Только пока принимаете фосбайн. — Она пододвинула к нему стакан со сверкающей жидкостью, и он послушно выпил.
— Но если я хорошо себя чувствую, разве я ничем не могу отплатить…
— Сектуиб назвал вас гостем.
— Но это было, когда я… — он указал на кровать, не зная, как сказать «не мог пошевелиться». — Он кажется мне очень хорошим человеком. — Про себя Валлерой застонал: он говорит, как пятилетний ребенок! — Я хотел бы снова поговорить с ним. Может, мы договоримся о какой—нибудь оплате.
— Хью, сектуиб очень, очень занят… все время. Нельзя просто войти в его кабинет и ожидать, что он проявит к вам внимание. Нужно заранее договориться о встрече.
Валлерой раздраженно стиснул зубы. Ему нужно увидеться с Клидом и начать поиски Эйши.
— Как же мне договориться?
Ивени бросила на него взгляд «не говори глупости», и тот обиделся и негодующе спросил:
— Если я гость, то кто хозяин?
— Сектуиб, конечно.
— Там, — сказал Валлерой, невольно жестом саймов указывая в сторону территории дженов, — там хозяин обычно встречается с гостями.
Она внимательно посмотрела на него и откинулась, сдерживая смех.
— Попытаюсь привлечь внимание вашего хозяина. Такая шутка может иметь успех. Но помните, сектуиб… — она поискала подходящее слово, — ну, он… сектуиб! Во многих других общинах младшие проводники выполняют большинство обычных работ. Но Клид ежедневно работает в распределителе, так что каждый из нас получает его раз в несколько месяцев. А его прикосновение… — Она смолкла, словно увидев райское видение.
Валлерой поторопил ее:
— Какое оно?
— О, — сказала она, печально качая головой, — вы не поймете. Но Клид работает больше всех в Зеоре. Именно из—за его прикосновения мы такие… какие есть.
И она вышла, оставив Валлероя мучиться от нетерпения весь остаток дня.
С одной стороны, он гость. Но с другой, он, несмотря на открытую дверь, в заключении — из—за той роли, которую он должен играть. Ему посоветовали… нет, предупредили… чтобы он без сопровождающих не слишком далеко отходил от своей комнаты. Раненый и спасенный джен не выходит на экскурсии.
День тянулся. Валлерой взял свою тетрадь для лингвистических уроков, подошел к окну и нарисовал смешанную группу саймов и дженов, ходивших взад и вперед по двору. Он попытался передать уникальную атмосферу общины, используя отличительные черты внешности Клида: орлиный нос, чувствительные губы, наморщенный сосредоточенный лоб, напряженный подбородок, твердую линию челюсти — в качестве окружения сцены. Результат вызвал у него недовольство. Раздраженно ворча, он порвал рисунок.
Затем сердито нарисовал карикатуру — Клид с рогами и хвостом, с ослиными ушами и козлиной бородкой. Добавил самого себя, насмешливо показывающего нос. Карандаш в его пальцах переломился. Валлерой и этот рисунок разорвал в клочья.