Я иду впереди него, грязь на подоле платья оттягивает ткань.
– Запри дверь, – говорит Джиана, пока Риччио, единственный фейри огня в компании, зажигает фитили на нескольких масляных лампах.
В Тарелексо так пусто и тихо, что кажется, будто мы пятеро – единственные живые фейри во всем королевстве. Даже спрайты, обычно жужжащие вокруг причала, отсутствуют.
Потому что все во дворце.
Дворец, который мог бы стать моим.
Я – королева…
Так нелепо звучит.
И все же… и все же я могу представить себя рядом с Данте, и не то чтобы мне не нравилось об этом мечтать.
Моя задумчивость достигает невероятных размеров, когда я помогаю Джиане отнести пять бокалов на круглый стол в задней части таверны, отделенной от окон и остальной части зала занавеской. Я сажусь между Энтони и черноволосым Риччио.
Я помню, как он еле плелся обратно к судну, а сейчас первым хватает бокал вина фейри и залпом осушает его.
– Твои манеры ужасны, Риччио. – Энтони подцепляет ножку другого наполненного бокала и ставит его передо мной. – Дамы всегда на первом месте.
– И он удивляется, почему тебе достается все веселье, а ему – крохи. – Я уловила намеки Маттиа, но мои мысли заняты птицами и Данте, поэтому не краснею.
Железные вороны. Железные вороны. Железные…
Что-то щелкает.
– Ведь вы все сражались в битве Приманиви?
Вопрос лишает моих соседей по столу и дыхания, и улыбок. Они оглядывают друг друга, губы бескровные, шеи напряженные, позвоночники прямые.
– Я нет. – Джиана первой возвращается к жизни, наклоняясь над столом, чтобы долить всем вина. – Женщин не берут в солдаты, забыла? Мы слабый пол.
Ни ее сарказм, ни ее острая ремарка не ускользнули от меня. Неравенство между полами так же нелепо, как и неравенство между расами. Как бы мне ни хотелось подробно обсудить и то и другое, у меня есть более насущная проблема.
– Но ты была поблизости, верно, Джиана?
В ее глазах и в голосе настороженность.
– Да…
– В школе рассказывали, что племена снабдили своих птиц железными когтями и клювами, чтобы превратить в оружие.
Никто не произносит ни слова.
– Была ли какая-нибудь из птиц полностью закована в железо?
Энтони хмурится, кривя губы.
– Закована?
– Доспехи, – поясняю я. – Полностью в доспехах.
– Доспехи для птиц? – Маттиа опирается руками, покрытыми светлыми густыми волосками, на круглый деревянный стол – клянусь, этот мужчина наполовину кабан.
Риччио ухмыляется:
– Я-то думал, единственное, что ты попробовала в Раксе, – это слюна Энтони.
Мои щеки покалывает от стыда.
– Оставь ее в покое, Риччио. И – нет. – Энтони наклоняет голову в разные стороны, шейные позвонки хрустят, как будто его тело сильно напряжено. – Только их клювы и когти были из железа.
Могла ли Бронвен назвать их железными воронами? Или я должна найти статуи, сделанные в честь смертоносных птиц?
– Кто-нибудь из них выжил?
– Те, кто выжил, слетелись в Шаббе, – говорит Риччио.
Я вздрагиваю:
– Шаббе?
– Ну, знаешь… тот крошечный остров на юге, который наш дорогой и справедливый король возжелал завоевать и сделал все или почти все ради этого. – Я так понимаю, Риччио действительно не нравится Марко.
– Я знаю все об этом королевстве.
Он кладет руку на спинку стула и поворачивается ко мне лицом.
– Правда?
– Да. Правда. Я знаю, что они дикари, которые ненавидят фейри и используют людей в качестве рабов, что побудило короля Косту воздвигнуть защитные стены вокруг их острова, чтобы защитить от них Люче. Что ознаменовало триумфальное окончание Магнабеллума. Великую войну между Люче и Шаббе, которая велась пять столетий назад. Знаю, что они практикуют магию крови, которая окрашивает их глаза в розовый цвет. Я также знаю, что только женщины обладают силой.
Я обмакиваю палец в вино и провожу им по ободку своего бокала.
– Я не знала, что вороны слетелись к их берегам. – Тихий гул поднимается от стекла и пронизывает зловещую тишину. – Я понимаю, что оставаться в Люче они не могли, но почему не перебрались на восток, в Неббу? Я слышала, там невероятные леса и горы.
– Вороны отправились в Шаббе, потому что шаббины почитают животных. – Серые глаза Джианы отливали серебром в свете масляной лампы.
Мой палец застывает на середине круга. Ее откровение не заставляет меня внезапно почувствовать родство с ними, но оно заставляет усомниться в их варварстве.
Стул Риччио скрипит, когда он откидывается на него. Он вертит в руках бокал с вином, заставляя пузыриться сладкий напиток.
– Почему такой интерес к воронам?
Я вытираю мокрый палец о юбку.