– Добрый вечер, синьор Греко.
Он проводит ладонью по лицу, словно пытаясь прикрыть румянец.
– Энтони просто провожал меня домой, Нонна. – Возможно, потому, что это моя бабушка, или, возможно, потому, что кожа Энтони в таких же красных пятнах, как кожа Маттиа, я не могу сдержать улыбки. – Не нужно устраивать ему допрос с пристрастием.
– Провожал тебя домой, говоришь? – Ее взгляд не смягчается. – У вас двоих были проблемы с поиском дверной ручки?
Моя улыбка становится еще шире.
– Мы еще не приступили к ее поискам.
Она бросает на Энтони сердитый взгляд, такой же крепкий, как чай, который она заваривает утром и вечером.
Я больше не улыбаюсь:
– Прекрати, Нонна. Энтони не сделал ничего плохого.
Внимание бабушки наконец переключается с бедняги на меня.
– Где ты была всю ночь, Фэллон? – Ее глаза такие же темные, как лес на материке, а кожа под линией ресниц более темного лавандового цвета, чем обычно.
Я поворачиваюсь к Энтони и быстро шепчу:
– Иди.
Он не уходит. Во всяком случае не сразу. Но в конце концов понимает, что это лучший, даже единственный вариант. В дверях он задерживается.
– Спасибо за сегодняшний вечер. – Он больше не краснеет. Он выглядит чрезвычайно трезвым и чрезвычайно обеспокоенным тем, что оставляет меня разбираться с бабушкой в одиночку.
– Увидимся завтра.
Еще один удар сердца в оглушительной тишине.
Второй.
А затем дверь с приглушенным щелчком закрывается.
– Где ты была? – Нонна кутается в шаль, чтобы защититься от холода, который по ночам поднимается с канала.
– Я была с Энтони.
– Где?
– Мне больше не тринадцать, Нонна.
– Где?
– В таверне.
Она окидывает взглядом мою юбку.
– Я и не знала, что в таверне такая грязь.
Я задерживаю дыхание, пытаясь придумать ложь, в которую она поверит.
– Энтони пригласил меня на свою лодку, а рыбацкие лодки не особенно чистые.
– Я не знала, что он ловит рыбу в грязи.
Я злюсь. Бабушка всегда оберегает меня, но сейчас заходит слишком далеко.
– Я не была в Изолакуори, если это то, о чем ты беспокоишься.
– В Изолакуори нет грязи, так что нет, не об этом я беспокоилась. Единственное место, где есть грязь, – это Ракс. – Тишина, которая разливается между нами, такая громкая, что давит на мои барабанные перепонки. – Скажи мне, что ты была не там.
Я могла бы продолжать лгать, поскольку никакое количество соли на моем злом языке не выдало бы обмана, но я предпочитаю правду:
– Я была. Я отправилась туда. И это было потрясающе. Знаешь, что еще я сделала сегодня вечером? Я поцеловала Энтони. И поскольку ты хочешь знать все о моих делах, после того как мы вернулись из земель смертных, я пошла в таверну выпить с Джианой и членами команды Энтони, прежде чем он проводил меня домой и снова поцеловал.
Рот Нонны кривится, когда я все выкладываю.
– Вот. Ты в курсе всего, что связано с Фэллон. А теперь я могу идти спать или тебе нужны подробности? – Сердце колотится о ребра, и хотя часть меня осознает, что я веду себя неуважительно, другая часть напоминает, что я имею право на личную жизнь.
– Ты спала с ним? – Бабушка так морщит лоб, что внезапно выглядит на все триста сорок семь своих лет.
– Вот уж это точно не твое дело, Нонна, но нет.
– У Энтони определенная репутация.
До этого я еще сдерживалась. Теперь же с языка срываются дерзкие слова:
– И у женщин Росси тоже. Я думаю, мы с Энтони идеально подходим друг другу. Тем более что он не принц. По крайней мере сейчас я не перегибаю палку, верно?
Я наблюдаю, как каждое мое слово отражается на бабушкином лице, затем поднимаюсь по лестнице и захлопываю за собой дверь, не заботясь о том, причинила ли я ей боль, разбудила ли мать.
Если бы только у меня были средства уехать, средства жить так, как мне нравится, а не так, как нравится всем остальным.
Я думаю об Энтони и его предложении пожениться, а затем о Бронвен и ее пророчестве. Хотя оба варианта освободили бы меня от гнета бабушки, но оба связали бы меня по рукам и ногам.
Я ненавижу то, насколько ограничен выбор у женщин. Может быть, отважиться и пересечь южные моря, сбежать в Королевство Шаббе?
Я представляю, как преодолеваю чары и причаливаю к острову розового песка.
А потом вспоминаю, откуда такой цвет…
По словам моряков, часто посещающих «Дно кувшина», это гиблая земля, где белые пляжи порозовели от пролитой сто лет назад крови фейри и людей и где жители обитают в грязных хижинах, а мужчин кастрируют за самые незначительные проступки.
От этого образа у меня сводит живот, а желание сбежать исчезает. Люче, может, и далеко до совершенства, но это мой дом.