Катриона теребит пальцами заостренные кончики своих сережек.
– Так ты осталась одна дома?
– Нет. Я встречалась с друзьями, которые не получили приглашений.
– Как милосердно с твоей стороны. – Она зевает, показывая, что она думает о моем милосердии.
Если только она не устала.
Предпочитаю думать, что это усталость. Я не отрываю взгляда от стакана, который вытираю.
– Ты вчера видела Данте?
– Да. Он вел себя наилучшим образом. К тому же присутствовала принцесса Глейса.
– Какое отношение имеет к нему принцесса Глейса?
– Он ухаживает за ней, глупышка. Она выглядит холодной. И бледной. Так отвратительно. Можно подумать, что на севере не светит солнце.
Прежде чем я успеваю оторвать челюсть от столешницы, дверь таверны распахивается, и входит Энтони, балансируя поддоном, доверху набитым рыбой вперемешку со льдом. Он находит меня взглядом, и тут же на его губах появляется улыбка.
– Фэллон. Катриона. – Он здоровается с обеими, но смотрит только на меня.
Он обходит бар и идет на кухню, чтобы отнести добычу матери Сибиллы, которая была по локоть в луке и чесноке, когда я заходила в последний раз.
Катриона смотрит на вращающуюся дверь.
– Твое пламя обжигает, micara.
– Что?
– Энтони чуть не врезался в стену вместо двери. Марко задал кучу вопросов о тебе. И Сильв… – Ее глаза широко раскрываются. – Твоя девственность цела?
От ее слов меня бросает в жар, впрочем, больше я думаю, почему король расспрашивает обо мне. Мы даже никогда не встречались.
– А как ты собираешься заработать золотую монету?
Мое сердце бьется от напряжения под корсетом. Золотая монета покроет арендную плату за квартиру по крайней мере на год.
– Даже три, если король в деле… – размышляет Катриона вслух.
Я отставляю стакан.
– А как можно заработать?
– Сделав то, что я сделала восемьдесят два года назад.
Мой пульс учащается, потому что, мне кажется, я знаю, к чему она клонит.
– Что ты сделала?
– Я продала на аукционе свою девственность.
– Ты… – Я морщу нос и качаю головой: – Нет. Я бы никогда не смогла.
Энтони выходит из кухни, воздух наполняется ароматом перламутровой чешуи и жгучестью нарезанного лука. Он подходит ко мне, я думаю, что он собирается обнять меня за талию, но его цель – раковина.
Он опускает руку в таз, полный мыльной воды, затем берет кусок мыла и растирает его между ладонями.
– Что ты задумала, Катриона – умелые ручки?
Ее указательный и средний пальцы взлетают вверх, плотно сжатые, вульгарный жест, популярный среди полукровок и людей.
– Не твое дело, Энтони.
– Если это имеет отношение к Фэллон, это мое дело.
Моя спина напрягается, потому что поцелуй не дает ему права считать меня «его делом».
Он вынимает кухонную тряпку из моей мертвой хватки, чтобы вытереть руки.
– Я серьезно, Катриона. Не развращай ее.
Она фыркает:
– Неожиданно слышать это из уст того, кто переспал с бо́льшим количеством людей, чем я, и чья работа – это… рыбалка. – Она берет обжаренный с розмарином грецкий орех из миски, которую я только что наполнила, и отправляет в рот. Тщательно прожевав, она добавляет: – И не для товарищей по постели.
Энтони и Катриона сердито смотрят друг на друга, и я на мгновение задумываюсь, были ли они когда-то любовниками, но выбрасываю это из головы, потому что предпочитаю не знать правду.
Шум с пристани просачивается в таверну и пробивается сквозь стену напряжения, воздвигнутую вместо деревянного бара.
– Вот ты где! – Феб проводит рукой по светлым локонам, низко сдвинув брови над сверкающими изумрудными глазами.
Что называется, вовремя.
– Вот я где.
Он хватает из миски горсть грецких орехов.
– Мы с Сиб провели всю ночь в поисках… – Его голос стихает, когда Энтони переплетает свои пальцы с моими.
Я не сжимаю его ладонь, но и не отстраняюсь.
– Мы продолжим с того места, на котором остановились, когда в таверне будет не так многолюдно, – говорит Катриона и прихватывает еще один орех, затем заворачивается в шелк цвета кобальта и поднимается по деревянной лестнице, которую я недавно вымыла, потому что один из детей Флоры снова заболел, а Сибилла легла вздремнуть.
Энтони заправляет прядь волос мне за ухо.
– Во сколько ты заканчиваешь?
– Я не знаю.
Феб забрасывает орешки в рот, зачарованно наблюдая за нами.
– Не важно. Я договорился встретиться тут с Маттиа и Риччио, как только мы закончим с поставками. – Я отрываю взгляд от своего друга и останавливаю его на Энтони, который воспринимает это как приглашение наклониться и поцеловать меня. У его губ вкус соли, солнца и греховных обещаний. Я так нервничаю, что не могу расслабить ни губы, ни тело. Даже мое сердце, кажется, окаменело.