– Ну и где ты, маленький паршивец?
Флоси присела рядом и обняла его за шею. Щенок заскулил, но она приложила палец к губам. Лучше не попадаться Малиции, она явно не в духе, даже больше, чем обычно. Не любила она, когда кому-то весело. Вот и сейчас – увидит, шкуры с обоих разом сдерёт!
– Канис! – раздалось совсем уж близко. – А ну иди сюда!
Флоси тихонько поднялась и приготовилась бежать. Она жестом позвала волчонка за собой и рванула по корягам да моховым кочкам, подобно ветру по верхушкам деревьев, прочь от громкого голоса Малиции. Только слабый визг заставил её опомниться.
Бледная рука схватила волчонка за шкирку и потащила в чащу.
– Попался! – Малиция захохотала, выхаркивая столько восторга, сколько могло поместиться в её хрупком теле, и показала сгнившие наполовину зубы.
Волчонок закрутился, но сил освободиться у него не хватило.
– А ты чего уставилась! Кыш, пучеглазая! – отмахнулась она от белки.
Флоси зигзагами юркнула по треснувшему стволу в тёмно-зелёную крону. Оставлять Каниса она не собиралась, потому поскакала поверху, стараясь не упустить их из виду.
– Сколько раз повторять! – Малиция тряхнула щенка и бросила на землю, – не лазь далеко, тупинушка рыжебокая! Вожак ругается! Одни проблемы с тобой! – она шмыгнула носом и сплюнула. – Шагай давай быстрее! – и зарядила щенку пинка для ускорения. Тот взвизгнул, лизнул пострадавший бок и послушно засеменил впереди неё. – Кормишь его тут, башку дурью от чужих клыканёв бережёшь, а он только и знает, что с белками играться да неприятностей мне прибавлять!
Запахло жареным мясом и горелой древесиной, свежей, не успевшей подсохнуть. Среди лесного спокойствия медленно расстилался дым от жжёной листвы.
– Тише, – Малиция затаилась, как частенько делала на охоте.
Флоси же попрыгала вперёд, на пушистую ветку ели, и огляделась. С дерева-то ей виднее. Всё верно, как она и думала – неподалёку потрескивал костёр.
– Неужто человек! – загорелись глаза Малиции.
Она бросилась чесать волосы тонкими пальцами, но едва ли сумела очистить даже малую часть от лесного мусора, не то что распутать. Зато хорошенько прикрыла ими голое тело, сперва и не заметишь, что одёжки нет. Съела несколько листьев разросшегося куста смородины, чтобы освежить дыхание, и вытерла кровь со свежих царапин на усыпанном веснушками лице. Она закусила нижнюю губу, чтобы не выдать себя случайным рычанием, и принялась красться к огню.
Мужчина размером с медведя сидел у костра и поджаривал на вертеле убитого зайца.
– И поделом ушастому прощелыге! – бормотала Малиция. – Нечего волков тупицами казать! Вот ему и урок, раз судьбой решено, что тебя съедят, так оно и будет. Убежишь от одних, так другие поймают.
Она спряталась за дубом и выглянула, прикидывая, как себя поведёт незнакомец, обратись она к нему. Волосы у мужчины были темны, как чернозём на болоте, и вились до плеч. Над глазами нависли густые брови. Он с аппетитом откусил от жареного мяса и проглотил кусок, не жуя. На бороде заблестел жир. У Малиции слюнки потекли. Отродясь ничего жаренного не ела, но пахло-то по-человечьи. И оттого хотелось сильнее.
Каниса люди не волновали – что ему до двуногих? – а без дела сидеть было скучно, потому, подождав немного, он тихонько поднялся и побрёл к стае в одиночку, а когда заметил Флоси, от радости чуть не завыл. Она замахала лапами, мол, тише, юродивый! А он давай кругами скакать, заигрался совсем, от радости-то. Много ли щенку надо для этой самой радости? Не смотрел по сторонам, да и наступил на сухую ветку. По лесу прокатился треск.
Человек замер на взмах пчелиного крыла, а затем снова принялся за трапезу.
– Чего прячешься, тварь лесная? – спросил он, откидывая обглоданную кость. – Думаешь, не признаю? Уж сколько лет здесь не живу, а провести меня всё равно не сможешь!
Малиция тихо провыла, не сумев скрыть разочарования, и скривила губы в липовой улыбке. Лёгкой походкой она выплыла из укрытия и предстала перед мужчиной, как ей казалось, в пристойном виде.
– Худа-то не сделаешь? – поправила она кудри. – Постой-ка! – повела носом и убрала улыбку. – Вот ведь балда, с живым перепутала!
– Живой и есть, – постучал он по пузу, – покуда верят! Поди ближе. Присядь, – указал он на поваленное дерево подле себя.