Чтобы показать, в каком она порядке, Ма подпрыгнула, хлопнув ладонями над головой, и приземлилась, расставив ноги.
Харис с грохотом поднимался по лестнице.
— Я ему не скажу, что ты мне сказал про опухоль, — шепнула Ма. — А ты не говори, что я назвала его брехлом.
Это было уже совсем как в былые времена.
— Ма, — сказал я, — а Рене с Райном где живут?
— У-у, — сказала Ма.
— У них теперь уютное гнездышко, — сказал Харис. — Денег хоть лопатой греби.
— Не уверена, что оно того стоит, — сказала Ма.
— Ма думает, что там без рукоприкладства не обходится, — сказал Харис.
— Не обходится, — сказала Ма. — Я таких, как Райн, насквозь вижу.
— Райн занимается рукоприкладством? — сказал я. — Он бьет Рене?
— Я тебе этого не говорила, — сказала Ма.
— Хорошо еще не ребеночка, — сказал Харис. — Он у них такой симпатяга. Торгашей назвали.
— Пуёвое, кстати, имя, — вставила Ма. — Рене мое мнение знает. Я ей прямо сказала.
— Им обычно мальчиков называют или девочек? — спросил Харис.
— Совсем опуел? — сказала Ма. — Ты же видел, что у них родилось. На руках держал.
— Оно было на эльфа похоже, — сказал Харис.
— Эльфа-девочку или эльфа-мальчика? — сказала Ма. — Смотри. Ведь и впрямь не знает.
— Конечно, — сказал Харис. — Одели во все зеленое — поди угадай.
— Подумай, — сказала Ма. — Что мы ему купили?
— Срамота, конечно, не знать, — сказал Харис. — Как-никак, мое продолжение.
— Это не твое продолжение, — сказала Ма. — Мы купили лодку.
— Лодку можно и для мальчика купить, и для девочки, — сказал Харис. — Это все предрассудки. Есть девочки, которые любят лодки. И мальчики, которые любят куклы. Или лифчики.
— Однако мы не купили ни куклу, ни лифчик, — сказала Ма. — Мы купили лодку.
Я спустился на первый этаж, взял телефонный справочник. Рене и Райн жили на улице Линкольна. Улица Линкольна, дом 27.
Двадцать седьмой дом по улице Линкольна находился в самом центре. Нехилый район.
И домик нехилый. С нехилыми башенками. И калитка с заднего хода была из красного дерева. И растворилась бесшумно — видать, на гидравлической петле.
Сад тоже оказался нехилым.
Я присел на корточки в кустах у веранды, обтянутой сеткой от комаров. Внутри шла беседа: Рене, Райн и родители Райна, судя по голосам. У родителей Райна голоса были громкие, уверенные, словно прорезавшиеся из прежних, не таких громких, уверенных голосов, когда они в одночасье разбогатели.
— К Лону Брюстеру можно относиться по-разному, — сказал отец Райна, — но когда у меня посреди пустыни лопнула шина, Лон примчался за мной по первому зову.
— Несмотря на немыслимую, ужасающую жару, — сказала мать Райна.
— И даже не попрекнул, — сказал отец Райна. — Абсолютно очаровательный человек.
— Почти такой же очаровательный — ну, помнишь, ты говорил? — как Флеминги, — сказала она.
— Флеминги невозможно очаровательные, — сказал он.
— А сколько они творят добра, — сказала она. — Полный самолет ребятишек сюда привезли.
— Русских ребятишек, — сказал он. — С заячьей губой.
— Не успели они приземлиться, как их тут же расхватали по операционным в разных концах страны, — сказала она. — А кто оплатил?
— Флеминги, — сказал он.
— А на колледж разве не они деньги выделили? — сказала она. — Тем же русским?
— Эти дети были калеками в полуразвалившейся стране, а стали полноценными гражданами величайшей страны мира, — сказал он. — И кто все это устроил? Корпорация? Правительство?
— Обычная супружеская чета, — сказала она.
— Вот пример истинной дальновидности, — сказал он.
Наступила долгая восторженная пауза.
— А ведь не подумаешь, глядя, как он с ней груб, — сказала она.
— Положим, она тоже бывает с ним ужасно груба, — сказал он.
— Иногда она просто отвечает грубостью на его грубость, — сказала она.
— Ну это из серии: курица или яйцо, — сказал он.
— В смысле, чья грубость раньше, — сказала она.
— И все же Флемингов нельзя не любить, — сказал он.
— Давай станем такими же замечательными, — сказала она. — Когда мы в последний раз спасли русского малыша?
— Ну мы-то с тобой в порядке, — сказал он. — Возить сюда полные самолеты русских детей, конечно, пока не можем, но в остальном грех жаловаться.