— Простите, это кто, какой-то ваш родственник?
— Скорее, бывший, — ответила за меня мама. — Это Тусин отец.
Стекла очков Арнольда Адольфовича разом потускнели, словно внезапно погас огонек, освещавший их изнутри.
— Отец? — переспросил он.
Я не выдержала:
— А вы что, полагали, что я родилась безо всякого отца, методом непорочного зачатия?
— Туся, — строго остановила меня мама. Потом сказала, глядя на Арнольда Адольфовича: — Да, это Тусин отец, мой бывший муж…
Между тем папа встал с раскладушки и, опираясь на костыль, поднялся на террасу.
— Знакомься, Слава, — сказала мама. — Это наш московский сосед.
— И друг, — вставил Арнольд Адольфович. — Самый искренний, самый преданный.
— Очень хорошо, — несколько невпопад произнес папа. Сел напротив меня, вытянув больную ногу.
Арнольд Адольфович вгляделся в него и вдруг всплеснул пухлыми ладонями:
— Нет, не может быть!
— Что не может быть? — вежливо спросил папа.
— Неужели это вы? — воскликнул Арнольд Адольфович. — Владислав Зубриков, звезда современного футбола? Лучший бомбардир современности? Вы сами? Нет, это вы! — радостно повторял он, блестя всем своим металлическим оскалом. — Я угадал?
— Угадал, — сказала я.
Его глаза окончательно закрылись в сладчайшей улыбке.
— Подумать только, непобедимый Зубриков…
— Это все в прошлом, — возразил папа.
— Позвольте! — коротенькие ручки Арнольда Адольфовича взметнулись перед папиным носом. — Позвольте, я же ваш давний поклонник, у меня есть целый альбом ваших фото в разных видах, я специально собирал все ваши карточки…
— Спасибо, — устало произнес папа.
Я знала, он не притворяется, он такой, какой есть, и давно уже ему приелась его популярность, надоели поклонники, узнававшие его на улице, подходившие, не стесняясь, за автографом, задававшие самые неожиданные вопросы.
— Вы таким и остались, непобедимым бомбардиром, — упоенно продолжал наш «спарщик». — Самым непобедимым, самым могучим…
Мама отодвинула миску с клубникой и встала.
— А что, если бы нам пообедать? Надеюсь, никто не против?
— Какой разговор, — отозвался Арнольд Адольфович. — Можно помочь вам?
— Нет, — ответила мама. — Не можно. Я люблю все делать сама.
Однако он не унимался:
— Может быть, почистить картошку? Или нужна грубая мужская сила, чтобы принести, скажем, воду из колодца?
Мама улыбнулась.
— Не беспокойтесь, пожалуйста, вот и все, что от вас требуется.
Он мгновенно затих, лишь время от времени бросал восхищенные взгляды на папу. Потом таким же восхищенным взглядом окидывал маму, накрывавшую на стол.
Я принесла из кухни кастрюлю с борщом.
Мама произнесла светским тоном:
— Прошу за стол…
И мы все уселись обедать
Ранним утром я вышел в сад. Пели птицы, из-за леса катилось большое, но еще неяркое солнце.
Кое-где в тени трава поблескивала росой, не успевшей просохнуть, листья березы казались по-утреннему особенно свежими, праздничными.
Аут бегал по саду, все кругом казалось веселым, сияюще нарядным, но внезапная острая тоска разом сковала меня. Я понял одно: не хочется уезжать отсюда. До чертиков не хочется.
Однако ничего не поделаешь, придется уехать. Почему? Потому что не хочу мешать Вале. Она должна устроить свою судьбу, и она может ее устроить. Недаром Дусенька приводила ей в пример множество счастливиц, сумевших удачно устроиться в жизни, разумеется, с намеком на меня, дескать, есть мужчины, которым я и в подметки не гожусь, и Валя могла бы точно так же хорошо устроиться, но я мешаю. Да, мешаю…
Тем более что имеется претендент, охотно предлагающий Вале заботу, внимание, любовь и ласку.
Возможно, Дусеньке он еще не знаком? Полагаю, что, познакомившись, она наверняка одобрит его, он вполне в ее вкусе. И вполне подходит, как она выражается, интересной, нестарой женщине, обладающей богатым внутренним миром.
Нога моя почти совсем поправилась. Во всяком случае, я уже бросил костыль и хожу, опираясь на палку. Недалек день, когда брошу палку, она больше мне не понадобится.
Валя окликнула меня с террасы:
— Доброе утро, как ты сегодня?
— Порядок, — ответил я, подойдя к террасе.
Она щурила глаза, улыбаясь. Короткие волосы слегка вьются на висках, щеки румяные со сна, ситцевый халатик перевязан на талии тугим витым поясом. Право же, трудно, должно быть, поверить, что у нее взрослая дочь, почти студентка.