Иван Федорович Горбунов
Домашние сцены
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Елизавета Яковлевна, барыня средней руки.
Сергей Иванович, ее племянник, лет 17-ти, воспитывается в пансионе Штрик, огромного роста, лицо все в угрях.
Астровзоров, знакомый Елизаветы Яковлевны, толстый мужчина, с бородой, говорит протяжно на о; в разговоре разглаживает бороду и возводит глаза в потолок.
Макарка – 15 лет, Григорий – 40 лет, слуги Елизаветы Яковлевны.
Глеб Тимофеев, кучер.
Сторож из пансиона.
В передней
Григорий.
Что, Макарка, в пинсиён ездили, аль нет?
Макарка.
Как же. Барышню отпустили, а Сергея Иваныча не отпущают… проштрафился.
Григорий.
Значит, на хлеб – на воду… ха, ха, ха!
Макарка.
Надо думать, так… Да уж ему не впервой.
Григорий.
Самой-то докладывали?
Макарка.
Где докладывать!.. нянюшку-то разве не знаешь.
Григорий.
А спросить?
Макарка.
Ну, спросит, тогда доложат.
Глеб (в дверях).
А… помещики!.. Наше вам… Сама дома, что ли?
Макарка.
А что?
Глеб.
Доложите, Григорий Петрович, что барышню сдал мадаме, а Сергей Иваныча не отпущают.
Григорий (смеясь).
Плохо, значит, просил.
Глеб.
Да коли ежели не отпущают – проси не проси, все одно. Говорили уж мы с ундером-то: – невозможно, говорит, этого, не можем мы, потому, говорит, ноне строго стало, не те порядки.
Григорий.
А самого-то видел?
Глеб.
Как же. Высыпало это их на лестницу видимо-невидимо – и махонькие, и всякие, а наш-то ото всех отличает, – всех, почитай, больше… Тетенька, говорю, кланяться приказала, домой вас дожидает. Хотел он, должно, что-то говорит, а тут немец к им вышел и разогнал всех. Ундер говорит, вишь, говорит, как ноне у нас!.. Так я и уехал. Прощайте. (Уходит).
Григорий.
Теперь, Макарка, держись!
Макарка.
А что?
Григорий.
Будет тебе!
Макарка.
Я этому не причинен.
Григорий.
Задаст она тебе!.. Покажет, как с барином синиц ловить!.. Он должен в рехметику вникать, доходить до всего, а вы с синицами… Постой!.. (Слышен звонок; Макарка стремглав бежит к двери; входит Сергей Иванович).
Сережа.
Тетенька уехала?
Григорий.
Никак нет-с, дома.
Сережа.
Который час?
Макарка.
Восемь било.
Сережа.
Никого у нас нет?
Григорий.
Степан Полуехтыч сидит.
Сережа (выходит и быстро возвращается).
Не спрашивали меня?
Григорий.
Сейчас хотели идти докладывать.
Сережа (в волнении).
Об чем?
Макарка.
Глеб Тимофеич сказал, что вас не отпущают… (ухмыляется).
Сережа.
Врет он! Вот что, Макарка… (говорит ему что-то на ухо).
Макарка.
Никак нет-с.
Сережа.
Поди, достань (тихо). Няня дома?
Григорий.
У всюношной.
Сережа (Макарке).
У Петровны спроси.
Макарка.
Слушаю-с. (Подмигивает лукаво Григорию и уходит).
Сережа.
Нынче, Григорий, что за обедом было?
Григорий.
Три блюда, с пирожным – четыре.
Сережа (охорашивается перед зеркалом).
Что, я бледен?
Григорий (смотрит пристально).
Как обнаковенно. (Молчание).
Сережа.
Где сидят?
Григорий.
В зеленой гостиной.
Макарка (Входит).
У Петровны нет-с.
Сережа.
Как же быть-то?
Макарка (тихо).
У Григорья Петровича попросите: он даст, слова не скажет.
Сережа.
Нет, уж я лучше… (уходит в залу).
Макарка (хохочет).
Григорий.
Что смеешься-то, черт!..
Макарка.
Теперь опять карамболь извозчик подымет.
Григорий (мрачно).
Опять приехал?
Макарка.