Только я собрался поделиться страшной тайной про свое прозвище — Вождь Краснокожих, как вдруг заметил, что глаза Имоджин медленно наполняются слезами. И глупо подумал: Боже правый, эта женщина до сих пор хранит в сердце застарелые обиды двадцатилетней давности. Но тут она произнесла:
— Филлис так бесилась, когда меня обзывали Конопатой. Господи, поверить не могу, что её больше нет на свете.
Она моргала, стараясь подавить слезы, а я сидел, как пупырь на огурце, не зная, что говорят в таких случаях. Или делают. Я был уверен, что платков в моей квартире не больше, чем на работе. Если Имоджин понадобиться во что-то высморкаться, лучшее, что я могу предложить — это кухонное полотенце.
Я было уже намылился отправиться на поиски полотенца, как Имоджин достала мятый бумажный платок. Пренеприятнейшая вещица, должен я заметить, но все же лучше, чем полотенце. Промокнув глаза, Имоджин подняла на меня взгляд. Лицо её нельзя было назвать безупречно красивым, но глаза… Глаза были прекрасны. Обрамленные густыми ресницами, светло-карие, с зелеными прожилками. Я сидел почти вплотную и прекрасно видел, как переливаются золотые крапинки у неё в глазах, словно вторят золотистым веснушкам.
— Простите, Хаскелл. Все реву и реву.
Я похлопал Имоджин по руке.
— Ну, будет, будет, — не понимаю, что при этом имеется в виду, но, кажется, все так говорят в подобных ситуациях, правда?
Похоже, сработало, потому что Имоджин глянула на меня с благодарностью. Она ещё пару раз всхлипнула и взяла себя в руки.
— Так вы жили в Луисвиле?
Нам обоим легче было придерживаться посторонних тем.
— Да, верно.
— Я тоже, почти шесть лет. Только в прошлом году, в октябре, вернулась.
— Да ну, серьезно? — и тут я понял, что повторяюсь. От её слез у меня в голове образовалась сплошная каша.
Имоджин проглотила комок в горле.
— Филлис так и прожила всю жизнь в Пиджин-Форке. Мама с папой переехали сюда, когда мы были ещё совсем детьми, и Филлис так никуда и не уезжала.
Было непонятно, с горечью она говорит, или, наоборот, с гордостью.
— Филлис вышла замуж за Орвала сразу после школы, и с первых же дней этот подонок начал изменять ей.
Вот теперь в её голосе отчетливо слышалась горечь. И вообще об Орвале Имоджин, похоже, слова доброго не скажет. Если верить её словам, Филлис чуть не каждый месяц ловила Орвала с поличным.
— И каждый раз, — в голосе её звучало негодование, — Орвал клялся, что больше этого не повторится. Представляете?
Честно говоря, с большим трудом. В основном потому, что никак не мог поверить, что противоположный пол сгорал от страсти к лысому ковбою, к тому же женатому. Значит, у женатого Орвала дела по этой части шли лучше, чем у меня, холостого? Еще чуть-чуть, и я снова окажусь в объятиях депрессии.
Имоджин, вздохнув, продолжала:
— И недавно чаша её терпения переполнилась.
Имоджин объяснила, что Филлис давно начала подозревать неладное. Наконец, две недели назад, убирая в комнате, она обнаружила около своей кровати окурок со следами губной помады. А сама она не курила.
Может, зря я так высоко оценил коэффициент интеллекта Орвала — в целых семь баллов?
— И знаете, что на это сказал Орвал?
Мне даже угадывать не хотелось.
— Он с невинным лицом заявил, что окурок, должно быть, прилип к подошве его ботинка, и так попал в дом.
Слов нет. Да, Орвал действительно вляпался, но отнюдь не в окурок. А Имоджин тем временем завелась.
— Вот почему Филлис подложила жучок в свою постель. Чтобы убедиться, что Орвал лжет. — Имоджин вытерла нос и посмотрела на меня. — Но вы и без меня это знали, правда?
Этого я и боялся. Боялся, что наступит момент, когда придется делать вид, что я знаю намного больше, чем на самом деле. Пришлось воскликнуть с воодушевлением:
— Ну, разумеется!
Имоджин с облегчением кивнула.
— Филлис считала, что это гениальная мысль — подложить в кровать диктофон, включающийся голосом. А потом она записала эту ужасную пленку, голос Имоджин дрогнул. — Не знаю. С ней что-то произошло, когда она её послушала. Я испугалась, что у Филлис нервный срыв, так она плакала и кричала. А потом вдруг она передумала убиваться. Решила бросить Орвала раз и навсегда. Всю эту адскую схему она придумала только ради того, чтобы уехать в другой город и начать новую жизнь!
Тут Имоджин все-таки разрыдалась по-настоящему. Я опять стал похлопывать её по руке и несколько раз пробормотал свое «Ну, будет, будет», но ничего не помогало. Прошла целая минута, пока она, наконец, успокоилась.
— Я знаю, о чем вы думаете.
Она и раньше это говорила, и тоже не угадала.
— Вы думаете, что я не пыталась остановить её, но, Хаскелл, вы ошибаетесь. Я пыталась. Говорила, что это глупая затея, что она просто не соображает, что делает, но Филлис не слушала. Она хотела убежать от мужа, а денег у неё не было. Орвал оплачивал все счета, а ей давал только на еду.
Вот почему у Филлис было меньше нарядов, чем у её подонка-муженька. Бедняжка. После Клодзиллы я думал, что никогда не стану сочувствовать женщине, у которой нет возможности ходить по магазинам, но Филлис я искренне пожалел.
Имоджин снова разгорячилась.
— А вы знали, что подонок отбирал у Филлис даже деньги, которые она сама зарабатывала?
— Нет, этого я не знал, — признался я. В незнании такого факта вполне можно было признаться, правда? — Так знайте. Вот почему Филлис пришлось искать способ сорвать быстрые деньги. Она была уверена, что её план сработает.
Взгляд Имоджин был прикован к моему лицу. Я печально покачал головой.
— Надо же, что удумала. — А самому подумалось: и что же она такое, интересно, удумала?
Имоджин тоже грустно качала головой.
— Я бы дала ей денег, будь они у меня. Но в агентстве по недвижимости я получаю крохи, самой едва хватает.
Я ещё немного покачал головой. Моей задачей было не позволить ей умолкнуть, пока не проговорится о главном. К сожалению, до главного было далеко. Мне предстояло услышать много различных фактов из жизни их семейства.
— А родители наши на пенсии, — говорила Имоджин, — так что у них просить было без толку.
Я кивал. Так. Понятно. Значит, у Филлис не было денег, и она решила… Что же такое она решила?
— Из-за этого самого жучка в постели ей и пришла в голову такая идея.
Да какая, черт побери, идея?! — возопил я про себя. А сам пробормотал:
— Ах ты, Господи.
Реакция, как видите, более чем уклончивая. Представляете, какую надо иметь выдержку, когда больше всего на свете хочется схватить Имоджин за плечи, тряхнуть как следует и заорать: ДА О ЧЕМ ТЫ, ЧЕРТ ПОДЕРИ, ТОЛКУЕШЬ-ТО?
— И вот Филлис решила, что достаточно пробраться в дома тех, о ком больше всего сплетничают, и выяснить, имеют ли эти сплетни под собой почву. Если да, то она даст им послушать запись, наберет пару тысяч долларов, и все. Плевое дело, уверяла Филлис.
Оп-ля! Я позабыл, что нужно дышать. Так вот что имела в виду Имоджин.
Шантаж.
Итак, хобби Филлис Карвер — это шантаж. Или, другими словами, вымогательство. Или, другими словами, прекрасный повод для убийства.
Боже правый…
— Вы понимаете, что виновник смерти Филлис — вероятно, один из тех, кого она записала на пленку, — сказал я тихо.
Я знал, в чьи постели Филлис подложила диктофоны прежде, чем Имоджин произнесла их имена.
— Понимаю. Это Уинзло Рид или Рута Липптон, правильно?
Да, подумал я с ужасом. Правильно. Теперь все встало на свои места.
Глава 10
Ну не знаю. Я как-то всегда считал, что шантаж — дело мелких, ничтожных людишек с сальными волосами, в остроконечных итальянских ботинках и со скользкой улыбкой на мокрых губах. Никогда у меня шантаж не вязался с женщиной в трогательном зеленом платьице с оборками. Но частный детектив ни при каких обстоятельствах не должен показывать изумления. Это очень вредит бизнесу. У клиентов пропадает охота поверять свои тайны, если у вас на лице каждую секунду появляется такое выражение, будто к вам на колени только что упала граната.