Когда он обрел уверенность в себе и почувствовал, что не уступает лучшим танцорам среди четвероногих, он ощутил потребность не хранить талант под спудом и раскрыть свою тайну. Двор дома был обнесен решетчатой оградой, сквозь прутья которой без труда могли пролезть собаки скромных размеров. Однажды утром полтора или два десятка псов из числа Заморовых приятелей, по всей вероятности тонкие ценители, которым он разослал приглашения на свой танцевальный дебют, собрались вокруг пятачка, который артист заранее подмел хвостом, и представление началось. Зрители, судя по всему, пришли в восхищение и выразили свой энтузиазм гавканьем, которое сильно напоминало крики «браво», испускаемые оперными дилетантами. За исключением одного довольно грязного и жалкого барбоса, должно быть критика, который пролаял что-то насчет забвения священных традиций, все провозгласили Замора собачьим Вестрисом и божем танца[63]. Наш Вестрис исполнил менуэт, жигу и быстрый вальс. К четвероногим зрителям присоединилось немало двуногих, и Замор удостоился человеческих рукоплесканий.
Танец так прочно вошел в его привычки, что когда он объяснялся с какой-нибудь дамой сердца, то вставал на задние лапы и делал реверансы, вывернув носки наружу, точно старый маркиз; ему не хватало только шляпы с перьями под мышкой.
В остальное время, впрочем, он оставался желчным, как комический актер, и не вмешивался в домашние дела. С места он трогался, лишь если видел, что хозяин взялся за трость и шляпу. Замор умер от воспаления мозга, которое, по всей вероятности, заработал, когда, не щадя себя, разучивал шотландскую польку, бывшую в ту пору в большой моде. В могиле он вправе сказать, как греческая танцовщица в своей эпитафии: «Будь мне пухом, земля, я так мало тебя тяготила».
Отчего же столь выдающиеся таланты не помогли Замору поступить в труппу г-на Корви?[64] Мы уже были в ту пору критиком достаточно влиятельным для того, чтобы оказать ему протекцию. Но Замор не желал покидать хозяина и пожертвовал своим честолюбием ради любви — жертва, на которую способен мало кто из людей.
Танцора сменил певец по имени Кобольд, чистокровный кинг-чарльз[65] из знаменитого питомника лорда Лаудера. Вид у него был самый химерический: малый рост, широкий выпуклый лоб, огромные глаза навыкате, курносый нос и уши, свисающие до земли. Оказавшись во Франции, Кобольд, знавший только английский, страшно растерялся. Он не понимал команд: привыкший к «go on» и «come here», он не двигался с места, слыша «вперед» или «ко мне» по-французски; только через год он выучил язык новой родины и смог принимать участие в беседе. Кобольд очень любил музыку и сам напевал песенки с сильным английским акцентом. Ему давали «ля» на фортепиано, и он, взяв точную высоту, интонировал музыкальные фразы нежным голосом, ничуть не похожим ни на лай, ни на тявканье. Чтобы он начал сначала, довольно было сказать ему: «Sing a little more»[66], и он повторял прежнюю мелодию. Кобольда кормили самой изысканной пищей, какая подобает тенору и джентльмену столь высокого рода, но у него были странные вкусы: подобно южноамериканскому дикарю, он ел землю; мы не сумели отучить его от этой привычки, и она его погубила: он умер от кишечной непроходимости. Кобольд обожал грумов, лошадей, конюшню, и у наших пони не было более преданного товарища. Он делил время между стойлом и фортепиано.
От кинг-чарльза Кобольда перейдем к гаванской болонке по имени Мирза, которая имела честь некоторое время принадлежать Джулии Гризи[67], а та подарила ее нам. Мирза бела, как снег, особенно когда примет ванну и еще не успеет искупаться в пыли — привычка, которую некоторые собаки разделяют с птицами. Она нежна и ласкова сверх всякой меры; не собака, а голубка; ее мохнатая мордочка с глазами, похожими на шляпки маленьких обойных гвоздиков, и носом, напоминающим пьемонтский трюфель, забавна донельзя. Каракулевые пряди на ни секунду не остаются в покое и самым живописным образом закрывают ей то один глаз, то другой, отчего она косит, как хамелеон, и вид имеет более чем причудливый.
Природа, создавая Мирзу, так мастерски подражала искусству, что кажется, будто эта болонка выпрыгнула из витрины игрушечной лавки. Голубая ленточка и серебряный колокольчик на шее и аккуратные завитки шерсти делают ее похожей на собачку из картона, а когда она лает, хочется проверить, нет ли у нее внутри гармошки.
63
Знаменитого танцовщика Гаэтано Вестриса (1729–1808), итальянца, выступавшего на сцене Парижской оперы, называли за мастерство богом танца (dieu de la danse); зрители-французы обыграли итальянский акцент, с которым Гаэтано и его родственники говорили по-французски, и dieu превратился в diou (в нашем переводе
64
Цирк дрессировщика Жака Корви (1814–1890) выступал в Париже с 1846 года; выступления проходили под открытым небом в разных кварталах города.
65
Сейчас полное название этой породы «кавалер-кинг-чарльз-спаниель», сокращенно «кавалер».
67
Джулия Гризи (1811–1869) — певица-сопрано, выступавшая в Париже на сцене Итальянского театра, кузина балерины Карлотты Гризи, первой исполнительницы роли Жизели, и певицы Эрнесты Гризи. В первую из них Готье был безответно влюблен, со второй жил в гражданском браке в течение 22 лет, и она родила ему двух дочерей.