Я помню урок, который папа дал мне на всю жизнь. Когда я была маленькой, — мне было одиннадцать лет, а брату — девять, мы уставали. Одно дело в храме — там мы не позволяли себе что–нибудь такое делать, а тут вроде дома. И мы с ним — я не могу сказать, чтобы мы часто себе это позволяли, — но, тем не менее, иногда выходили. То нам попить захотелось, то, простите, в туалет. Бывало, мы и придумывали причины, по которым бы на какое–то время выйти. И вот я помню, один раз папа позвал меня вместе с младшим братом и говорит: «А вот если тебя директор школы вызовет к себе, ты позволишь себе выйти от него? Сможешь ты без спроса взять и выйти от него?» — «Нет, ну как это возможно? Это невозможно». — «Прости меня, но наберешься ли ты смелости отпроситься у него в туалет?» — «Нет, папа, не наберусь». — «А что же ты себе тут позволяешь, ты же в храме Божием. Тут же Господь! А Господь разве может сравниться с каким–то директором?! Ты директора школы боишься, а тут Господь, и что ты себе позволяешь?». Вот такой урок дал мне папа на вcю жизнь. И до меня как будто дошло! Действительно, уставала я стоять, не всегда мы все понимали, и вроде бы дома — и храм. Я себе давала полный отчет, но тем не менее какая–то вольность была. А тут — все! Папа на всю оставшуюся жизнь меня отучил вообще куда–либо когда–либо с богослужения отлучаться. Такое чувство благоговения было у папы, и в нас он всегда его воспитывал, и во всех своих духовных чадах.
Мы жили жизнью Церкви в полном смысле этого слова. У нас дома совершались богослужения, но это не единственные богослужения, на которых мы бывали. Мы все время ходили в храм Илии Обыденного; на всенощных бдениях папа всегда бывал там. Когда мы стали подрастать, то иногда на литургию ездили в храм; кто–то оставался дома, а кто–то ездил в другие храмы. В Таинствах мы участвовали. У нас был духовный отец, у которого мы исповедовались и причащались. Венчались все наши ребята также открыто. Слава Богу, от Русской Православной Церкви мы никогда и ни в чем не откалывались.
У нас в семье произошло разделение в выборе профессии на медиков и геологов. Папа был геологом, а мама в юности хотела быть медиком, но началась война, медицинский институт эвакуировался, и она поступила в педагогический институт на факультет химии и биологии. Какое–то время мама работала зоологом, а потом растила нас, но всю жизнь мечтала быть медиком. А мы воплотили идеи своих родителей. Самый старший брат — геолог, второй брат — врач, сестра моя тоже врач, третий брат — геолог, я — медик и младший брат тоже медик. Все у нас с высшим образованием, за исключением меня. Я закончила только училище, а институт Господь не привел меня закончить — привел в Зачатьевский монастырь.
У всех нас, детей, жизнь связана с жизнью Церкви, как и было изначально в родительском доме. Самый старший брат, геолог, — член приходского совета храма Святых новомучеников и исповедников Российских в Бутове, где в 1937 году расстреляли свыше двадцати тысяч человек, среди которых был и наш дедушка — отец Владимир Амбарцумов. Второй по старшинству брат сейчас стал священником, он настоятель храма Живоначальной Троицы на Грязех, а одновременно — священник Краснопресненской пересыльной тюрьмы. У него четверо детей, которые помогают в церкви. Сестра моя вышла замуж за священника и вместе со своим супругом принимает активное участие в жизни Церкви. У нее пять человек детей, которые все тоже помогают в церкви: прислуживают в алтаре, поют и читают на клиросе. Третий мой брат — кандидат геологических наук, недавно он был рукоположен во иереи и является настоятелем Бутовского храма. Младший брат работает врачом в клинике психического здоровья и также принимает активное участие в жизни Церкви. Он организовал первую в Москве приходскую библиотеку при храме Илии Обыденного, возглавляет издательскую деятельность Зачатьевского монастыря, помогает также и храму в Бутове.