При этихъ словахъ, показывая дорогу въ придѣлъ, сторожъ поклонился м-ру Домби съ легкой улыбкой, давая знать, что уже имѣлъ честь познакомиться съ его милостью при похоронахъ его супруги, и надѣется, что съ тѣхъ поръ почтенный джентльменъ былъ въ добромъ здоровьи.
Физіономіи новобрачныхъ отнюдь не обнаруживали пламенныхъ восторговъ удовлетворениаго сердца, и вся свадебная процессія имѣла необыкновенно печальный видъ. Невѣста была очень стара, женихъ очень молодъ; какой-то устарѣлый франтъ, съ однимъ настоящимъ и другимъ поддѣльнымъ глазомъ, велъ молодую. Вся компанія дрожала отъ холода. Въ придѣлѣ дымился огонь, и старый дьякъ "наводилъ справку", ощупывая пальцемъ огромные листы фоліанта, исписаннаго именами покойниковь. Надъ каминомъ висѣлъ планъ церковныхъ склеповъ, и м-ръ Чиккъ, бѣгло читая вслухъ реестръ усопшихъ и погребенныхъ особъ, невзначай произнесъ также и имя Фанни.
Черезъ нѣсколько минутъ явился староста, низенькій, худенькій старичекъ, одаренный сильной одышкой; онъ почтительно поклонился и доложилъ, что купель приготовлена. Однако-жъ все еще должно было дожидаться, пока записывались свадебные свидѣтели, и между тѣмъ угрюмый, задыхавшійся староста ходилъ взадъ и впередъ и безпрестанно кашлялъ, частью отъ слабости, частью для того, чтобы напомнить о своей особѣ жениху и невѣстѣ, выходившимъ изъ церкви. Потомъ пришелъ пономарь, единственное веселое лицо во всей церкви; онъ принесъ кружку теплой воды и пробормоталъ, что не мѣшало бы напередъ согрѣть купель, хотя очень хорошо зналъ, что купель не нагрѣютъ теперь и милліоны ведеръ кипятку. Наконецъ явился и самъ пасторъ, любезный молодой человѣкъ съ улыбающимся лицомъ; но его фигура должна была наводить ужасъ на маленькихъ дѣтей, напоминая одного изъ тѣхъ страшныхъ сказочныхъ пугалъ, которыя, какъ извѣстно, всегда являются въ бѣломъ саванѣ, — a ризы почтеннаго пастыря англиканской церкви были очень похожи на бѣлый саванъ. Дѣйствительно, при одномъ видѣ его, Павелъ закричалъ благимъ матомъ и до тѣхъ поръ не переставалъ, покуда его не увезли прочь. Даже и послѣ, во все продолженіе обряда, раздавался въ церкви крикъ ребенка то громкій, то тихій, поперемѣнно возвышаясь и понижаясь самымъ непріятыымъ образомъ. Это до такой степени разстроило чувствительныхъ дамъ, что м-съ Чиккъ безпрестанно оборачивались и посылала старосту къ кормилицѣ съ разными порученіями, a миссъ Токсъ забыла даже закрыть молитвенникъ въ то самое время, когда священникъ читалъ заклинательную молитву.
Во все это время м-ръ Домби ни разу не измѣнилъ своей безстрастной, джентльменской физіономіи и оттого, можетъ быть, въ церкви сдѣлалось еще холоднѣе, такъ что при чтеніи пасторомъ молитвъ, паръ изъ его устъ видимо распространялся предъ очами благочестивыхъ слушателей. Только одинъ разъ, когда пасторъ, въ заключеніе церемоніи, давая наставленіе воспріемникамъ касательно ихъ будущихъ обязанностей въ отношеніи къ духовному чаду, взглянулъ случайно на м-ра Чикка; лицо м-ра Домби приняло необыкновенновеличественное выраженіе, какъ-будто онъ хотѣлъ сказать, что крестный отецъ долженъ поберечь себя отъ такого совѣта.
Когда все было кончено, онъ опять подалъ руку миссъ Токсъ и проводилъ ее въ придѣлъ, гдѣ объяснилъ священнику, что почелъ бы большимъ счастьемъ пригласить его къ себѣ откушать хлѣба-соли, еслы бы хозяйство не было y него въ плачевномъ состояніи. Когда метрическая книга была подписана, деньги за крестины заплачены, староста, дьячекъ и пономарь нмѣстѣ со сторожемъ получили на свой пай, небольшое общество снова усѣлось въ кареты и въ томъ же порядкѣ двинулось въ обратный путь.
Дома почтенную компанію встрѣтилъ бронзовый Вильямъ Питтъ, который, по-видимому, отворачивалъ носъ отъ холодныхъ блюдъ, приготовленныхъ скорѣе для поминокъ, чѣмъ для радостнаго торжества. По возвращеніи изъ церкви, миссъ Токсъ подарила своему крестнику серебряную кружку, a м-ръ Чиккъ ложку, вилку и ножикъ въ особомъ ящикѣ. Съ своей стороны м-ръ Домби поднесъ миссъ Токсъ браслетъ, и миссъ Токсъ приняла с_е_й д_а_р_ъ съ б_л_а_г_о_г_о_в_ѣ_й_н_ы_м_ъ и_з_л_і_я_н_і_е_м_ъ глубокаго чувства п_р_и_з_н_а_т_е_л_ь_н_о_с_т_и.
— М-ръ Джонъ — сказалъ м-ръ Домби, — не угодно ли вамъ садиться за столъ? Что y васъ тамъ?
— Холодная говядина, сэръ, — отвѣчалъ м-ръ Чиккъ, потирая одну о другую свои окоченѣвшія руки, — a y васъ что тамъ?
— Холодная телятина, кажется, — возразилъ м-ръ Домби. — A тамъ вонъ холодная дичь, ветчина, пирогъ, салатъ, раки. Миссъ Токсъ! Позвольте просить васъ виномъ! Шампанскаго, миссъ Токсъ!
Кушанья были такъ холодны, что при одномъ взглядѣ на нихъ зубамъ становилось больно. Шампанское, казалось, вовсе замерзло, и миссъ Токсъ чуть не вскрикнула, когда прикоснулась къ бокалу. Холодныя и жаркія принесены были изъ такого ледяного буфета, что отъ одного прикосновенія къ нимъ y м-ра Чиккъ окостенѣли пальцы. Только одинъ м-ръ Домби былъ непоколебимъ по прежнему.
Господствующее настрѳеніе отразилось даже на м-съ Чиккъ: она уже не льстила брату, не болтала съ пріятельницей и думала только о томъ, какъ бы укротить б_у_й_с_т_в_о зубовъ, н_а_ч_и_н_а_в_ш_и_х_ъ противъ ея в_о_л_и колотить очень непріятную тревогу.
— Ну, сэръ, — сказалъ м-ръ Чиккъ, наливая стаканъ хересу и дѣлая неожиданный скачекъ послѣ продолжительнаго молчанія, — съ вашего позволенія, за здоровье нашего маленькаго Павла!
— Даруй ему Боже всѣхъ возможныхъ благъ! — пропищала миссъ Токсъ, прихлебывая вино.
— Миленькій Домби! — прошептала миссь Чиккъ.
— М-ръ Джонъ, — сказалъ м-ръ Домби съ суровой важностью, — мой сынъ не преминулъ бы отблагодарить васъ, если бы понималъ, какую дѣлаютъ ему честь. Впослѣдствіи, я надѣюсь, онъ сумѣетъ опредѣлить свои отношенія къ родственникамъ и друзьямъ и пойметъ, какія обязанности къ обществу свѣтъ налагаетъ на каждаго достойнаго гражданина.
Эти слова были произнесены такимъ тономъ, что всякое возраженіе казалось неумѣстнымъ, даже дерзкимъ, и потому м-ръ Чиккъ погрузился опять въ прежнее велерѣчивое молчаніе. Миссъ Токсъ слушала м-ра Домби еще съ большимъ вниманіемъ противъ обыкновеннаго, наклонивъ къ нему голову съ напряженнымъ любопытствомъ, и когда онъ кончилъ, она нагнулась черезъ столъ къ м-ру Чиккъ и прошептала:
— Луиза!
— Что, мой другъ? — спросила м-съ Чиккъ.
— Какія обязанности къ обществу свѣтъ… Какъ это сказано, я не понимаю.
— Возлагаетъ на всякаго человѣка! — отвѣчала м-съ Чиккъ.
— Извините, мой другъ, — возразила миссъ Токсъ, — мнѣ кажется не такъ. Это было сказано какъ-то плавнѣе, деликатнѣе… Какія отношенія къ родственникамъ и друзьямъ и какія обязанности къ обществу свѣтъ налагаетъ на достойнаго гражданина!
— Налагаетъ на достойнаго гражданина. Точно такъ! — повторила м-съ Чиккъ.
Миссъ Токсъ съ торжествомъ сложила свои нѣжныя руки и, поднявъ глаза къ потолку, прошептала: — Какое краснорѣчіе!
М-ръ Домби приказалъ, между тѣмъ, позвать м-съ Р_и_ч_а_р_д_с_ъ. Черезъ нѣсколько минутъ кормилица явилась въ залу, но уже одна, безъ ребенка, потому что ребенокъ спалъ крѣпкимъ сномъ послѣ тревожнаго дня. М-ръ Домби подалъ ей стаканъ вина и началъ слѣдующую рѣчь, которую миссъ Токсъ приготовилась слушать съ напряженнымъ вниманіемъ, стараясь не проронить ни одного слова.
— Въ продолженіе пяти или шести мѣсяцевъ, проведенныхъ въ моемъ домѣ, м-съ Ричардсъ, вы исполняли добросовѣстно свои обязанности въ отношеніи къ любезнѣйшему моему сыну. Желая достойнымъ образомъ вознаградить васъ при этомъ благополучно совершившемся торжествѣ, я обдумывалъ, какъ это сдѣлать соотвѣтственнѣе моему званію и совѣтовался на сей конецъ съ возлюбленнѣйшею моею сестрой, м-съ…
— Чиккъ! — перервалъ джентльменъ, носившій эту фамилію.
— О, не прерывайте, сдѣлайте милость! — сказала миссъ Токсъ.
— Я хотѣлъ сказать вамъ, Ричардсъ, — началъ опять мрь Домби, бросивъ строгій взглядъ на м-ра Чиккъ, — что я въ особенности руководствовался при этомъ первымъ разговоромъ съ вашимъ супругомъ, отъ котораго я узналъ, въ какихъ печальныхъ обстоятельствахъ находится ваше семейство, и въ какомъ глубокомъ невѣжествѣ коснѣютъ ваши дѣти,
Ричардсъ вздрогнула.
— Я очень далекъ отъ того, — продолжалъ м-ръ Домби, — чтобъ быть на сторонѣ дерзкихъ вольнодумцевъ, распространяющихъ вздорную мысль о необходимости всеобщаго образованія. Но считаю также необходимымъ, чтобы низшій классъ понималъ свое положеніе и, руководимый истиннымъ просвѣщеніемъ, благовременно, по собственному чувству чести и долга, поучался бы смиренію, послушанію, повиновенію и другимъ подобнымъ добродѣтелямъ, составляющимъ истинную, незыблемую, непреложную основу гражданской цѣлости и невозмутимаго спокойствія. Съ этой, и только съ этой стороны, я одобряю училища.