— Жестоко! — сказалъ м-ръ Домби, поправляя галстукъ и собираясь съ мыслями, — нѣтъ, хорошая вещь не можетъ быть жестокою.
— Деньги хорошая вещь и могутъ сдѣлать все, — глубокомысленно замѣтилъ маленькій собесѣдникъ, обративъ глаза на каминъ, — удивительно однако-жъ, почему онѣ не спасли мою маму?
Съ этимъ вопросомъ онъ уже не обращался къ отцу. Быть можетъ, съ дѣтскою проницательностью онъ увидѣлъ, что разговоръ этотъ не нравился м-ру Домби. Но онъ вслухъ повторилъ эту мысль, какъ будто она давно занимала и крайне тревожила его. Облокотившись подбородкомъ на руку, онъ впалъ въ глубокую задумчивость и вперилъ глаза на догоравшій огонь.
М-ръ Домби былъ не то чтобы взволнованъ, однако-жъ крайне изумленъ странной пытливостью ребенка. Еще въ первый разъ его сынъ осмѣлился заговорить съ иимъ о покойной матери, несмотря на то, что онъ довольно часто, почти каждый вечеръ, сидѣлъ съ нимъ въ гостиной подлѣ камина точно въ такомъ же положеніи. Оправившись отъ изумленія, онъ старался по возможности объяснить, что деньги хотя всемогущій духъ, вездѣ и всѣми уважаемый, однако-жъ, онѣ никакимъ образомъ не могутъ спасти человѣка, если ему пришло время умереть, и что, къ несчастью, всѣ мы, даже въ Сити, рано или поздно должны умереть, какъ бы ни велико было наше богатство.
— Но деньги, — говорилъ м-ръ Домби, — доставляютъ намъ всеобщій почетъ, уваженіе, удивленіе другихъ людей. Съ деньгами мы можемъ прославиться и навести страхъ на все, что насъ окружаетъ, a случается, и очень нерѣдко, что можно деньгами удалить отъ себя самую смерть на весьма долгое время. Такъ, напримѣръ, твоя мать за деньги пользовалась услугами м-ра Пилькинса и знаменитаго доктора Паркера Пепса. Этого послѣдняго врача ты не знаешь, a м-ръ Пилькинсъ очень часто помогалъ и тебѣ. Словомъ, все дѣлаютъ деньги, что только можно сдѣлать.
Много еще подобныхъ сентенцій на эту тему м-ръ Домби внушалъ воспріимчивой душѣ своего сына. Ребенокъ слушалъ внимательно, и казалось, понималъ почти все, что ему говорили.
— A вѣдь вотъ, папа, деньги не могутъ меня сдѣлать здоровымъ и сильнымъ! — сказалъ Павелъ послѣ короткой паузы, потирая руками.
— Какъ, развѣ ты не совершенно здоровъ и силенъ? — съ изумленіемъ спросилъ м-ръ Домби.
Маленькій старичекъ съ лукавымъ видомъ поднялъ на отца печальные глаза.
— Ты здоровъ и силенъ, какъ всѣ дѣти въ твоемъ возрастѣ, не правда ли? — сказалъ м-ръ Домби.
— Флоренса, правда, старше меня, и я не могу быть такъ здоровъ и силенъ какъ она, это мнѣ очень хорошо извѣстно, — возразилъ ребенокъ, — но когдп Флоренса была такъ же мала, какъ я, она могла играть сколько ей угодно и никогда не уставала; это я также очень хорошо знаю. A если бы зналъ ты, какъ я иногда устаю! Охъ, какъ я устаю! Всѣ кости болятъ y меня — Виккемъ говоритъ, что это кости — и ужъ я не знаю, что мнѣ дѣлать?
Здѣсь маленькій Павелъ, грѣя руки, пристально началъ смотрѣть черезъ каменную рѣшетку, какъ будто въ каминѣ фантастическіе духи разыгрывали для него кукольную комедію.
— Это, видно, бываетъ съ тобой по вечерамъ, — сказалъ м-ръ Домби, ближе подвигаясь къ сыну и тихонько положивъ руку на его спину, — дѣти всегда устаютъ вечеромъ, и потомъ спятъ по ночамъ очень крѣпко.
— Охъ, нѣтъ, папа! — возразилъ ребенокъ, — это бываетъ со мной и по днямъ, когда я лежу y Флоренсы на колѣняхъ и она поетъ мнѣ пѣсни. A по ночамъ я вижу во снѣ прелюбопытныя, предиковинныя вещи!
На этотъ разъ м-ръ Домби былъ очень взволнованъ и рѣшительно не зналъ что говорить. Онъ еще ближе подвинулся къ сыну и безмолвно смотрѣлъ на его лицо при слабомъ блескѣ огня, продолжая держать лѣвую руку на его спинѣ, какъ будто она притянута была магнетической силой. Однажды онъ пробовалъ правой рукой повернуть къ себѣ его голову; но ребенокъ тотчасъ же принялъ онять прежнюю позу и уже не отрывалъ глазъ отъ порхающаго пламени до той поры, пока нянька не пришла звать его въ постель.
— Почему же не пришла за мной Флоренса? — сказалъ Павелъ.
— Развѣ вы не хотите идти съ своей бѣдной няней, м-ръ Павелъ? — спросила Виккемъ, испуская глубокій вздохъ.
— Не хочу, — отвѣчалъ Павелъ, усаживаясь на своихъ креслахъ, какъ господинъ, которому должны повиноваться.
Призывая небо въ свидѣтели своей невинности, м-съ Виккемъ пошла назадъ, и черезъ минуту вмѣсто нея явилась Флоренса. Ребенокъ мгновенно одушевился и, вскочивъ съ креселъ, очень бойко раскланялся съ отцомъ, пожелавъ ему доброй ночи. Лицо его повеселѣло, помолодѣло и приняло такое дѣтское выраженіе, что м-ръ Домби не могъ надивиться внезапной перемѣнѣ.
Когда дѣти вышли изъ комнаты, ему вдругъ послышался нѣжный голосокъ, распѣвавшій какую-то пѣсню. Припомнивъ слова Павла о поющей сестрѣ, онъ отворилъ дверь, началъ вслушиваться и смотрѣть на дѣтей. Флоренса съ усиліемъ взбиралась по ступенямъ огромной и пустой лѣстницы, держа въ объятіяхъ маленькаго брата, который, положивъ голову на плечо сестры, обвился руками вокругъ ея шеи. И пока они входили, Флоренса все пѣла, Павелъ подтягивалъ, a м-ръ Домби съ крайнимъ изумленіемъ безмолвно смотрѣлъ на трогательную сцену. Дѣти взобрались уже на верхній конецъ огромной лѣстницы, не останавливаясь пошли въ комнату и совершенно скрылись изъ виду, a м-ръ Домби все еще продолжалъ стоять y дверей съ глазами, обра щенными кверху, и уже тогда только, когда блѣдный свѣтъ луны началъ приближаться черезъ тусклое окно въ потолкѣ, онъ махнулъ рукою и задумчиво побрелъ въ свою спальню.
На другой день м-съ Чиккъ и м-съ Токсъ получили приглашеніе къ обѣду на домашнее совѣщаніе. Лишь только почтенные члены комитета явились въ столовую, м-ръ Домби безъ всякаго предварительнаго объясненія или приступа открылъ засѣданіе вопросомъ:
— Что такое дѣлается съ Павломъ? Что думаетъ о немъ м-ръ Пилькинсъ? Ребенокъ далеко не такъ здоровъ, какъ желательно бы видѣть.
— Удивляюсь твоей проницательности, любезный Павелъ, — отвѣчала м-съ Чиккъ, — ты однимъ разомъ угадалъ всю истину. Да, малютка нашъ не такъ здоровъ, какъ желательно бы видѣть. Дѣло въ томъ, мой милый, что его умственныя способности развиваются съ непостижимой быстротой, и маленькое тѣло едва способно выдерживать паренія его высокой души. Боже мой! какъ умно, какъ разсудительно говоритъ этотъ дивный ребенокъ! невѣроятно! невообразимо! Помнишь ли, Лукреція, какъ разсуждалъ онъ вчера о похоронахъ?…
— Вотъ въ томъ-то и дѣло, — сказалъ м-ръ Домби, грубо прерывая сестру, — что нѣкоторыя нескромныя особы внушаютъ моему сыну неприличныя мысли. Вчера вечеромъ онъ вдругъ заговорилъ со мною о своихъ костяхъ; желалъ бы я знать, кому какое дѣло до костей моего сына? Надѣюсь, онъ не живой скелетъ.
— Какъ это можно! — сказала м-съ Чиккъ съ невыразимымъ испугомъ.
— Надѣюсь, — сурово повторилъ братъ. — Еще похороны! Кто смѣетъ говорить моему сыну о похоронахъ. Мы не гробовщики, я думаю, не могильщики!
— Какъ это можно! — сказала м-съ Чиккъ съ тѣмъ же невыразимымъ чувствомъ страшнаго испуга.
— Кто смѣетъ, говорю я, внушать моему сыну такія черныя мысли? Вчера онъ не на шутку напугалъ меня. Тебя спрашиваю, Луиза, кто вбилъ ему въ голову такія вещи?
— Тутъ, кажется, нечего долго разспрашивать и допытываться, — отвѣчала м-съ Чиккъ послѣ минутнаго размышленія. — Если сказать правду, нянька y нашего малютки не очень веселаго нрава. Она то и дѣло, что…
— Горюетъ да тоскуетъ, — скромно перебила м-съ Токсъ.
— Именно такъ, — продолжала м-съ Чиккъ, — горюетъ да тоскуетъ Богъ знаетъ о чемъ. Но зато м-съ Виккемъ рачительна, внимательна, усердна и, смѣю сказать, ни мало не взыскательна. Притомъ это самая скромная и смирная женщина, какую только я знаю. Если нашъ малютка немного ослабѣлъ послѣ своей послѣдней болѣзни, если теперь онъ не такъ здоровъ и силенъ, какъ желательно бы видѣть, если вообще, онъ поразстроился и долженъ на нѣкоторое время потерять правильное употребленіе…
Послѣ гнѣвнаго выговора за болѣзнь въ костяхъ миссъ Чиккъ не смѣла произнесть это страшное слово и, не зная, какъ окончить фразу, дожидалась вдохновенной выручки отъ своей пріятельницы, которая на этотъ разъ не совсѣмъ рѣшительнымъ тономъ проговорила:
— Правильное употребленіе членовъ…
— Членовъ? — повторилъ м-ръ Домби.