— Это, вѣроятно, миссъ Флоренса воротилась отъ своей тетки, — подумала Ричардсъ, еще не видавшая хозяйской дочери. — Что вамъ угодно, миссъ?
— Это мой братъ? — спросила дѣвочка, указывая на ребенка.
— Да, моя красавица, — отвѣчала Ричардсъ, — подойдите, поцѣлуйте его.
Но дѣвочка, не двигаясь съ мѣста, задумчиво посмотрѣла на лицо кормилицы и сказала:
— Что вы сдѣлали сь моей мамой?
— Господи, помилуй! — вскричала Ричардсъ, — Какой печальный вопросъ! Что я сдѣлала? Ничего, миссъ
— Что о_н_и сдѣлали съ моей мамой? — повторила Флоренса.
— Въ жизнь не видала такой жалости! — проговорила Ричардсъ, невольно поставивъ себя въ положеніе покойной леди и вспоминая о собственныхъ дѣтяхъ. — Подойдите поближе, моя милая, не бойтесь меня!
— Я не боюсь васъ, — отвѣчала дѣвочка, входя въ комнату, — но мнѣ надобно знать: что они сдѣлали съ моей мамой?
— Голубушка, — скааала Ричардсъ, — это черное платьице вы носите въ воспоминаніе о своей маменькѣ.
— Я могу помнить свою маменьку во всякомъ платьѣ, — проговорилъ ребенокъ со слезами на глазахъ.
— Но ужъ такъ заведено надѣвать черное платье, когда отходятъ.
— Куда отходятъ?
— Сядьте здѣсь, моя милая, — сказала растроганная женщина, — я раскажу, какъ и что однажды случилось.
Въ живой увѣренности получить отвѣтъ на свой вопросъ, Флоренса положила шляпку, которая до сихъ поръ была y нея въ рукахъ, сѣла на маленькую скамейку y ногъ кормилицы и пристально уставила на нее глаза.
— Жила-была, — начала Ричардсъ, — одна леди, очень добрая леди, и была y ней маленькая дочь, и эта дочка нѣжно любила ее.
— Очень добрая леди, и маленькая дочка нѣжно любила ее, — повторила Флоренса.
— И угодно стало Богу, чтобы захворала добрая леди, захворала и умерла.
Ребенокъ вздрогнулъ.
— И умерла добрая леди, и никто не увидитъ ее здѣсь, и похоронили добрую леди въ сырой землѣ, гдѣ деревья растутъ.
— Въ сырой землѣ! — проговорила дѣвочка, затрепетавъ всѣмъ тѣломъ.
— Нѣтъ, нѣтъ, я ошиблась: не въ сырой, a въ теплой землѣ, гдѣ дурныя, грязныя сѣмена превращаются въ прекрасные цвѣточки, и въ траву, и въ колосья, и ужъ не знаю, во что еще, гдѣ добрыя души превращаются въ свѣтлыхъ ангеловъ и улетаютъ на небеса!
Ребенокъ, опустившій передъ этимъ головку, поднялъ ее опять и внимательно началъ смотрѣть на разсказчицу.
— Ну, такъ… дай Богъ память! — сказала Полли, сильно взволнованная этимъ пытливымъ взоромъ, своимъ желаніемъ утѣшить дитя внезапнымъ успѣхомъ и слабымъ довѣріемъ къ собственнымъ силамъ. — Ну, такъ когда эта добрая леди умерла, куда бы ни дѣвали ее, гдѣ бы ни положили, она отошла къ Богу! И она молится Ему, эта добрая леди, — продолжала Полли, растроганная до глубины души, — чтобы онъ научилъ ея маленькую дочку вѣрить, что она счастлива на небесахъ и любитъ по прежнему свое дитя, — научилъ надѣяться. — Охъ, всю жизнь надѣяться, — что и она, эта маленькая дочка, свидится съ нею на небесахъ, свидится и не разстанется никогда, никогда, никогда!
— Это моя мама! — закричала дѣвочка, вскочивъ съ мѣста и обиимая кормилицу.
— И сердце этого дитяти, — говорила Полли, прижимая Флоренсу къ своей груди, — сердце этой маленькой дочки наполнилось такою нѣжностью, такою вѣрою, что даже когда она услышала объ этомъ отъ чужой посторонней женщины, не умѣвшей хорошенько разсказывать, но которая сама была бѣдная мать и больше ничего, — она нашла утѣшеніе въ ея словахъ, перестала чувствовать себя одинокою, зарыдала и прижалась къ груди этой женщины, нѣжно прильнула къ младенцу, что на ея колѣняхъ, и — тогда, тогда, тогда, — продолжала Полли, лаская кудри дѣвочки и обливая ихъ слезами, — тогда, мое милое, бѣдное дитя…
— Эй, миссъ Флой? Куда вы затесались? Развѣ не знаете, какъ папаша будетъ сердиться? — закричалъ y дверей громкій, пронзительный голосъ, и вслѣдъ за тѣмъ вошла низенькая, смуглая, курносая дѣвочка лѣтъ четырнадцати, съ выразительными черными глазами, сверкавшими какъ бусы. — Вѣдь вамъ крѣпко-накрѣпко запрещено сюда таскаться! Зачѣмъ вы тормошите кормилицу?
— Она нисколько не безпокоитъ меня, — отвѣчала изумленная Полли, — я очень люблю дѣтей.
— Не въ томъ дѣло, не въ томъ дѣло, м-съ Ричардсъ, — возразила черноглазая дѣвчонка съ такимъ колкимъ видомъ, какъ будто хотѣла проглотить свою жертву, — прошу извинить — какъ бишь васъ? — м-съ Ричардсъ; я, вотъ видите ли, м-съ Ричардсъ, очень люблю бисквиты, да вѣдь мнѣ не подаютъ ихъ къ чаю.
— Не въ этомъ дѣло, — сказала въ свою очередь Полли.
— A въ чемъ же этакъ, по вашему, любезная моя м-съ Ричардсъ? Не худо бы вамь зарубить хорошенько на носъ, что вы ходите за м-ромъ Павломъ, a миссъ Флой подъ моимъ надзоромъ.
— Къ чему же намъ ссориться? — возразила Полли.
— Не къ чему, совершенно не къ чему, несравненная моя м-съ Ричардсъ, вотъ-таки рѣшительно не къ чему, — скороговоркой отвѣчала Выжига, — я вовсе не желаю ссориться; миссъ Флой y меня всегда, м-ръ Павелъ y васъ на время.
Выжига выражалась сжато и сильно, употребляя по-видимому, только запятыя, и выстрѣливая одной сентенціей, не переводя духу, все, что вертѣлось у нея на языкѣ.
— Миссъ Флоренса только что воротилась домой: не правда ли? — спросила кормилица.
— Ну, да, м-съ Ричардсъ, она только что воротилась домой, a вы, миссъ Флой, не успѣли повернуться, и ужъ нашли время выпачкать дорогое траурное нлатье, которое м-съ Ричардсъ носитъ по вашей матери.
Съ этими словами Выжига, которой настоящее имя было Сусанна Нипперъ, оторвала дѣвочку отъ ея новаго друга съ такимъ сильнымъ и крутымъ порывомъ, какъ будто вырывала зубъ. Но все это, казалось, дѣлала она не столько по обдуманной злости, сколько отъ усерднаго желанія выполнить свою обязанность надзирательницы.
— Теперь, когда миссъ Флоренса воротилась домой, — сказала Полли, бросая ободрительную улыбку на здоровое лицо дѣвочки, — она будетъ совершенно счастлива и увидитъ нынче своего милаго папеньку.
— Что-оо? Что вы сказали, м-съ Ричардсъ? — закричала во все горло Сусанна Нипперъ. — Она увидитъ милаго папеньку? Вотъ новости! Хотѣла бы я посмотрѣть, какъ она его увидитъ!
— Почему же нѣтъ? — спросила Полли.
— Да потому… ахъ, какая вы странная, м-съ Ричардсъ! У папеньки ея теперь есть кого видѣть; да и прежде, какъ никѣмъ онъ не былъ занятъ, миссъ Флой никогда не была его любимицей, такъ какъ, вотъ видите ли, м-съ Ричардсъ, женщина въ этомъ домѣ ничего не значитъ, право ничего.
Дѣвочка быстро взглянула на собесѣдницъ, какъ будто понимала и чувствовала этотъ разговоръ.
— Вы удивляете меня! — сказала Полли. — Неужели м-ръ Домби не видалъ ее съ тѣхъ поръ?
— Не видалъ, не видалъ, — прервала Сусанна Нипперъ. — Да и прежде того онъ не видалъ ее мѣсяцевъ пять-шесть, и если бы передъ тѣмъ онъ встрѣтился съ ней на улицѣ, онъ не угадалъ бы въ ней миссъ Флой, да и что тутъ толковать? Встрѣть онъ ее хоть завтра, право, не узнаетъ, что это его дочь. Такъ-то, м-съ Ричардсъ! Ну, и что касается до меня, — продолжала Выжига, не переводя духу и помирая со смѣху, — бьюсь объ закладъ, м-ръ Домби вовсе не знаетъ, что живетъ на свѣтѣ Сусанна Нипперъ Выжига, его покорная слуга.
— Бѣдненькая! — сказала Ричардсъ, думая о маленькой Флоренсѣ.
— Такъ-то, любезная моя Ричардсъ! — продолжала Сусанна Нипперъ. — Нашъ хозяинъ настоящій великій моголъ, который живетъ отъ насъ за тридевять земель въ тридесятомъ царствѣ, право, такъ. Ну, прощайте, Ричардсъ! A вы, миссъ Флой, идите-ка со мной, да смотрите, впередъ ведите себя хорошенько, не такъ, какъ невоспитанная, глупая дѣвчонка, что всѣмъ вѣшается на шею.
Ho, несмотря на строгій выговоръ, несмотря даже на опасность вывихнуть правое плечо, если Сусанна Нипперъ по-прежнему рванетъ за руку, маленькая Флоренса вырвалась отъ своей надзирательницы и нѣжно поцѣловала кормилицу.
— Прощайте, — говорила дѣвочка, — прощайте. моя добрая! Скоро я опять къ вамъ приду, a не то вы приходите ко мнѣ. Сусанна намъ позволитъ видѣться: не правда ли, Сусанна?