— Мы не все, во всяком случае я, — заметила Мышка, проходя в комнату. Приняв решение, она почувствовала себя настолько спокойной, что сама себе удивлялась.
— Ладно, не все, — согласился Коул. — Но не будешь же ты из–за такой глупости собирать вещи и уходить?
— Не из–за глупости, Коул. — Мышка вытащила из шкафа несколько свитеров и бросила их на кровать. — Из–за того, что я только что поняла: мне необходима свобода.
— Я что, не давал тебе свободы? — удивленно уставился на нее Коул. — Можно подумать, я запер тебя дома и ты тут под замком сидела.
— Нет, ты не дверь запирал на ключ, ты меня на ключ запер, — ответила Мышка, продолжая выгребать вещи из шкафа. — Ты, ты, ты… Везде, всегда и во всем был ты, Коул. Твоя работа, твои друзья, твоя еда, которую я почему–то должна была готовить. Твой дом, твоя жизнь… Все твое, Коул, и ничего — для меня. И как только у меня появилось что–то свое, ты немедленно принялся смешивать это с грязью. Тут ты погорячился, Коул, сильно погорячился.
— Я ничего не понимаю, — покачал головой Коул и в каком–то отупении уселся на диван. — Все ведь было хорошо, чего ты взбеленилась?
— Это у тебя все было хорошо. У тебя есть своя жизнь. Я тоже хочу свою. Хочу свободы, хочу дышать. Странно, что ты этого не понимаешь, Коул.
— Послушай, Мышь, детка…
— Не детка, — тряхнула головой Мышка. — Мне неприятно, мне противно слышать это прозвище. И только то, что тебе оно нравилось, заставляло меня до сих пор молчать.
— Мышь, я знаю, что ты из хорошей семьи, что ты умная и все такое, но я же люблю тебя…
— Нет, Коул, такие как ты, любят только самих себя. Вот и я захотела попробовать, что же это такое, когда живешь только собственными интересами.
— Мы–ышь… — почти простонал Коул и опустился перед женой на колени. — Мышь, пожалуйста, не уходи. Не бросай меня, Мышь.
Мышка опустила на него глаза и почувствовала жалость и боль. Но это длилось совсем недолго. Через несколько секунд окончательное решение было принято…
Дэниел смотрел на Мышку и пытался представить себе маленького испуганного и неуверенного в себе мышонка, каким она была когда–то. Расстаться с несвободой, обречь себя на одиночество ради свободы… Он был абсолютно прав, редкая женщина способна сделать такой выбор. Миа его сделала. Но счастлива ли она теперь? Впрочем, рядом с тем типом она уж точно не стала бы счастливой.
— И вы никогда не жалели о том, что сделали? — задумчиво спросил он.
— Никогда, — искренне ответила Мышка. — Конечно, поначалу мне было больно, мучительно больно. Жалко Коула, жалко себя… Он искал меня по друзьям, умолял встретиться. Обещал, что станет другим. Конечно, я ему не верила. Такие, как Коул, никогда не меняются. Он был, наверное, не самым плохим мужем, но не тем человеком, который смог бы меня понять.
— А вы хотя бы раз встречали того, кто вас бы понял? — поинтересовался у нее Дэниел.
— Мне показалось, да, — кивнула Мышка, и Дэниел увидел — нет, почувствовал, — как ее пронзила острая боль воспоминания.
То чувство, которое до сих пор заставляло ее сердце биться сильнее, было, похоже, куда серьезнее, чем то, что она испытывала с мужем.
— И что же?
Мышка печально улыбнулась и покачала головой.
— Ничего. Он был очень умен, тонок, интересен. Но его совершенно не устраивали те отношения, которые могла предложить ему я. Он хотел, чтобы мы жили вместе, чтобы мы поженились, чтобы я родила ему ребенка. Как вы думаете, я была к этому готова?
Дэниел усмехнулся, но не язвительно, скорее печально.
— Господи, Миа, вы все время рассуждаете, как мужчина. Не знаю, думаю, если бы вы по–настоящему любили, то были бы готовы к этому. Не сразу ко всему, конечно, но постепенно. Любовь вообще меняет людей.
— Но меня–то не изменила.
— Вы слишком упрямы, а Ее величество Любовь не терпит упрямцев.
— Фразы, фразы, — вздохнула Мышка. — Но в конечном итоге я сказала ему, что выбираю свободу, и осталась одна. Не знаю, права я или нет, но тогда мне было даже труднее, чем с Коулом. Я понимала, что от меня зависит все, и собственными руками разрывала эту нить, которая протянулась между нами. И снова фразы, — горько усмехнулась она. — Да, мне было очень больно, но я понимала, что делаю это для того, чтобы остаться свободной, независимой, не запятнанной чужими требованиями, чужим эгоизмом, чужими претензиями.
— Не запятнанной?.. — удивленно посмотрел на нее Дэниел. — Честно говоря, впервые слышу это слово в таком странном, я бы даже сказал, извращенном сочетании.
— Сверхизвращенном, — фыркнула Мышка. — Кто бы говорил. Я, конечно, понимаю, что человек, который подглядывает в чужие окна, может смело рассуждать о том, что такое извращение.