— Не будет ли поздно?
— Что вы имеете в виду?
— То, что мистер N убьет мистера М. Проще говоря, ваш сосед убьет того, кого держит в подвале.
— А что еще можно сделать? — несколько раздраженно бросил Мышке Дэниел. — Если я доложусь полиции, песенка мистера М, скорее всего, будет спета. — Сосед или перевезет его в другое место, или прикончит, чтобы не рисковать. Одно из двух, третьего не дано.
— Вы так спокойно об этом говорите? — ужаснулась Мышка.
— А вы хотите, чтобы я бился в истерике? Мне много чего пришлось повидать на своем веку, и я знаю, с чем имею дело. Выход один: наблюдать и ждать подходящего случая. Кстати, все, что я вам рассказал, должно остаться между нами. Я уже понял, что вы не из болтливых, но, если вам придет в голову обратиться в полицию, не забывайте, что узнику моего соседа может стать еще хуже, чем сейчас.
— Хорошо, — кивнула Мышка. — Только это так тяжело — бездействовать.
— Согласен. — Дэниел кивнул на ноутбук, который стоял на столе перед Мышкой. — Эта штука здорово скрашивает мне жизнь и спасает от бездействия.
— Вы тоже работаете дома? — полюбопытствовала Мышка.
Дэниел отрицательно покачал головой.
— Я не назвал бы это работой. Пишу, точнее пописываю. Вам ведь это знакомо, не так ли, Миа? — улыбнулся он. — Кстати, почему вы перестали писать? Из–за того случая с бывшим мужем?
— Отчасти, — кивнула Мышка. — Хотя скорее устала от вечной критики в свой адрес. Не то чтобы я так плохо принимаю критику, нет. Просто меня часто доводили до бешенства насмешки над некоторыми сценами, упреки в наивности. А ведь я была далеко не наивной, когда ушла от Коула.
— Может, вам стоило выбрать другой жанр? Вы с вашим воображением могли бы писать отличные детективы.
— А вы пишете детектив? — пристально посмотрела на него Мышка.
Дэниел кивнул.
— И о чем он?
— О чем может быть детектив? — усмехнулся Дэниел. — Конечно, не о любви. Ох, простите, — осекся он, заметив, что лицо Мышки помрачнело. — Я совсем не хотел вас обидеть.
— Только не надо меня жалеть. Если из меня не вышло писателя, это еще не значит, что моя жизнь кончена.
— По–моему, это вы так считаете, а не я. И потом, что значит «не вышло»? Писатель не строитель, в конце концов. Им нельзя стать, им можно быть или не быть.
— Вот в чем вопрос, — хмыкнула Мышка. — А вы–то сами считаете себя писателем?
— По–моему, я сказал, что пописываю от скуки. Более чем исчерпывающий ответ. — Дэниел отошел от стола, взял со столика бинокль и протянул его Мышке.
— Хотите узнать, как выглядит мир через стекла окуляров?
Сердце у Мышки подпрыгнуло, а с губ готов был сорваться ответ «нет». Но все–таки она поднялась с кресла и взяла протянутый Дэниелом бинокль. Боже, что я делаю? — мелькнуло у нее в голове, но, вместо того чтобы вспомнить о том, чему ее учила благовоспитанная донна Бри, Мышка подошла к окну, немного раздвинула шторы и спросила:
— А как пользоваться этой штукой?
Дэниел встал за ее спиной, осторожно забрал у нее бинокль и приложил его к глазам Мышки. Еще чуть–чуть — и его руки легли бы ей на плечи. Она почувствовала над своим ухом его теплое, немного вздрагивающее дыхание и в ту же секунду поняла, что до сих пор не открыла глаза.
Мышка распахнула зажмуренные глаза. Сердце билось так сильно, словно его трепали порывы яростного ветра. Трудно было объяснить это чувство: перед ней в невероятной близости расстилалась панорама чужих жизней, до сих пор ускользавшая от ее внимания, а за ее спиной стоял Дэниел, который как будто открывал для нее этот новый мир, мир, которым он жил.
Давно забытое надрывное биение сердца. Мышка только и могла, что оправдать свое внезапное волнение тем духом авантюризма, которым была проникнута эта минута. Она пыталась сосредоточиться на картинке, всплывшей в окулярах бинокля, но Дэниел, чье присутствие она чувствовала каждым нервом, каждой клеточкой тела, не давал ей возможности это сделать.
— Ну и как вам ощущения? — наконец–то заговорил он, и Мышка почувствовала, как его голос эхом отдается в ее теле. — Я так в первый раз ощутил себя едва ли не властелином этого мира.
— Вы правы, это удивительно — заставила себя ответить Мышка. — Ничего подобного у меня в жизни не было.
— Все как на ладони. Как будто ты нигде и везде одновременно, — продолжил Дэниел.