В тот день, я не ответил на его вопрос. Помню, что засомневался и даже растерялся. Это и неудивительно, мне ведь тогда было двенадцать, еще совсем мальчишка. Если бы он спросил у меня в конце лета – после случившегося в домике на дереве – я бы не думая ответил, но. Но я забегаю немного вперед…
Глава 2
На самом деле, все началось ранней весной; тогда я познакомился со Степаном Башковым. В начале января я подхватил грипп, не вылечился как следует, выскочил на улицу и нагулял себе пневмонию; слег в больницу на три недели. В первую неделю заточения я чуть с ума не сошел от одиночества; еле сдерживал слезы. Но на восьмой день все изменило, кардинально и бесповоротно, в лучшую сторону. Тому виной стал мой ровесник Степан, который как и я подхватил злополучную пневмонию; правда, если бы он ее не получил, это было бы чудо. Он решил продемонстрировать храбрость перед девчонками из параллельного класса, прогулявшись по тонкому весеннему льду. Прогулялся что надо: провалился под лед; ладно хоть не растерялся, не запаниковал и самостоятельно выбрался из ледяного плена. Пока бежал до дома, одежда встала колом, а брови и волосы покрылись льдом.
Со Степаном мы быстро нашли общий язык, что, в общем-то, неудивительно. Нам было по двенадцать, и мы до ужаса обожали машины и знали о них практически все… или, по крайней мере, утверждали это, чтобы не казаться в глазах собеседника обычными дилетантами. Ох, сколько мы спорили в те дни – и не счесть! На дню по раз двести-триста! Я не шучу. Он доказывал, что «Мерседес» в два счета проиграет «Форду» и в ходовых качествах, и в комфортабельности. Я естественно не соглашался с ним, смеялся над его доводами, которые были смехотворны и смешны, и стоял на своем: мол, «Мерс» всегда будет лучше, причем по всем показателям, «Форда» – америранской подделке, сделанной без души, без чувства меры и толка. В первый день нашего знакомства мы после такого необузданного, чисто мужского спора воспользовались кулаками. Подрались на славу, переполошили весь медицинский персонал. У каждого было по красивому фингалу и незначительные ссадины на лицах, шеи, на руках, на которые мы и внимания не обращали. Но ведь всем известно, особенно мальчишкам двенадцати лет, что после хорошей драки обычно зарождается крепкая дружба. Такая дружба и у нас зародилась нежданно-негаданно. Последние мои дни, проведенные в больнице, мы были не разлей вода; врачи даже передумали нас переселять, а после драки у них витали такие мысли, думали, что подобный инцидент может повториться.
Меня выписали в начале апреля, а Степана – в середине. Все те дни, что он лежал в больнице один-одинешенек, я старался навещать его каждый день, чему он был только рад. Я знал, как тяжело нести бремя болезни в четырех стенах без верного спутника и не хотел, чтобы он скучал. Конечно, он скучал, но все равно не так. За отведенные часы приема мы успевали поспорить – и не один раз, кстати! – поиграть в кучу игр, обсудить несколько важных вопросов, касаемо автопрома и запланировать столько всего на летние каникулы, что мне самому не верилось, что мы способны воплотить их в жизнь. (Я зря сомневался, наши планы были выполнены с опережением графика). В общем, к середине апреля мы стали закадычными друзьями, которым были нестрашны любые трудности и прочая ерунда; я сейчас имею в виду, что мы учились в разных школах, более того – жили в разных районах, но это не мешало нам встречаться на стадионе «Дружба» и делать то, что нам нравилось. А именно: гонять мяч с его товарищами, которых было немало, по вытоптанному полю, только что оттаявшему от снега; играть в салочки на Кленовой улице; бегать по подъездам и звонить в каждую дверь; устраивать пикники с кучей шоколада и несколькими литрами шипучей газировки; ездить на велосипедах в лес, к илистому берегу реки, где мы любили помечтать и поглазеть на небесную огранку земного шара; ходить в кино и на автомобильные выставки, будоражащие наши чувства и, конечно, строить дом на дереве. Но о домике чуть позже, сначала расскажу о Степане…