Я забрался в домик и разрыдался, рухнув на дощатый пол вместе с коробкой; я никогда в жизни так не рыдал, как в тот вечер. Перед глазами плыл фрагмент за фрагментом: вот отец швыряет в маму бокал с вином, та падает и лежит на полу, сгорая от стыда, от унижения, я беру в руку осколок от разбитого бокала и раню отца, который подходит слишком близко к нам.
Когда я успокоился, на улицу опустились сумерки. Я выглянул из круглого окна (во время стройки дома мы со Степаном решили, что здорово иметь такое же окно, как у «Холлитов»), занавешенного плотной тканью – и вдохнул свежий лесной воздух. Стало намного легче. На безоблачном, высветившемся небе засверкали спутницы ночи – звезды; на западе преобладала палитра розовых и фиолетовых оттенков. Глядя на вечернее небо, невольно возникали мысли, что небо – это мастерки нарисованное полотно на холсте, на которое невозможно налюбоваться и которое невозможно разлюбить.
Я спрятал коробку с роликами под скамью и собрался идти домой, хотя никого желания возвращаться не было, но тут обнаружил кое-что очень интересное: на пыльном полу остались чужые следы… и явно не мои.
Он был здесь, прошептал я и чисто интуитивно обернулся. Удостоверившись, что никого нет, я принялся обследовать пол и по «горячим» следам понял, что «Дитя» тщательно обследовал наш дом, заглядывая в каждый укромный угол. Он доел шоколадные конфеты, которые лежали на столе; поиграл с футбольным мечом; побаловался с игральными картами; полистал наши взрослые журналы, выкурил одну сигарету. Почему я так решил? До его прихода пачка сигарет «Дальний край» была запечатана и предназначалась для одной цели: на черный день.
– Кто же ты такой? – спросил я и наткнулся на сложенную в несколько раз фотографию, лежавшую под столом. Развернул ее и увидел женщину южной национальности, обнимающуюся с семилетним ребенком; они лучезарно улыбались. Я предположил, что это мама с сыном, так как они были похожи друг на друга: смуглая кожа; черные, как сама ночь, волосы; носы с горбинкой; глаза, большие и черные, которые очаровывали с первого взгляда.
Чья это фотография, подумал я и в тот же миг услышал подозрительный шорох. Выглянул в окно, я заметил тень, пробегавшую среди черных стволов деревьев.
– Черт! – выругался я, положил фотографию в задний карман штанов и вынырнул из домика.
Только я выбежал на протоптанную лесную дорожку, вьющуюся среди вязов, как мне навстречу вышла знакомая фигура в плаще – это был он, «Дитя тьмы». Я естественно остановился и замер; он тоже, тем самым преградив мне путь к дому. Так мы простояли друг напротив друга, наверное, минуту-две. Он смотрел на меня, я – на него; я слышал стук собственного сердца; чужое дыхание; и ветер, шепчущий с помощью листьев.
– Что тебе надо? – спросил я. В ответ – тишина, напряженная и вязкая. Я набрал в легкие побольше воздуха, сжал кулаки и решился сказать. – Если не хочешь общаться, то, пожалуйста, отойди с дороги, мне нужно домой идти.
Он молчал и стоял как истукан, словно пустил корни. Я не знал, что делать и что предпринять, чтобы выбраться живым и невредимым. Я действительно думал, что моя жизнь под угрозой и еще чуть-чуть она оборвется от его острых, как нож, когтей.
Я, на свой страх и риск, сделал шаг вперед; он как стоял на одном месте, так и стоял, внимательно наблюдая за мной. Сделал второй шаг – и снова никаких результатов.
Если так пойдет, думал я, то мы неминуемо столкнемся лицом к лицу, в неравном бою, после которого мне уже не встать с земли.
– Оставь! – крикнул он каким-то неестественным, механическим голосом, когда я шагнул еще раз. – Нельзя! Не подходи!
Я замер, в ожидании худшего, непоправимого, в ожидании смерти, подобравшейся ко мне так близко, что я даже почувствовал ее дурной, вонючий запах. Или это этот запах исходил от него?
– Мне нужно то, что ты собрал у меня, – сказал он.
– Но я ничего у тебя не забирал.
– Отдай! Она принадлежит мне!
– Что тебе принадлежит?
– Ты положил ее в карман!
– Фотография что ли? – удивился я. В голове сразу же пронеся вихрь вопрос. Неужели она его? Зачем ему фотография с людьми? И почему она так ценна для него? Что в ней такого особенного, чтобы пришелец с другой галактики заинтересовался ей? Мало того что заинтересовался: он ради фотографии, по сути, незначительного клочка глянцевой бумаги, вступил со мной в контакт.
– Да. Ты украл ее!