– Я не крал. Она лежала под столом в нашем домике. Я просто поднял ее с пола…
– И положил в карман!
– Прости, я не хотел ничего такого. – Пришлось оправдываться, чтобы сохранить жизнь; запах-то смерти я продолжал чувствовать. Конечно, хотелось спросить у него, какого черта он вторгся на частную территорию – и бесцеремонно там шарился, как у себя дома; но не зря говорят, что молчание – золото. Я достал из заднего кармана брюк фотографию и протянул ему; правда, он был в десяти метрах от меня. – Я рад, что фотография нашла своего хозяина.
– Положи ее туда! – приказал он и указал на ближайший от меня вяз. – На землю! И не замарай ее!
– Хорошо, хорошо.
Я сделал то, что он просил.
– Теперь двадцать шагов назад!
Я сделал шагов тридцать назад, не меньше; как говорится, на всякие пожарные. Когда я остановился, он торопливо зашагал к дереву, поднял с сухой земли фотографию, проверил ее целостность, а потом убрал в глубокий карман плаща. Взглянув в мою сторону, и убедившись, что я стою на месте и никуда не собираюсь бежать, он сказал:
– Я не буду тебя убивать, если ты закроешь глаза и посчитаешь до ста.
– Обычно так говорят, когда хотят убить.
– Так говорят люди, а не я! Закрывай глаза и считай! Или широко открой их – и умри!
Я как можно быстрее закрыл глаза и начал считать.
– Вслух! – скомандовал он.
– Один, два, три…
– У меня хороший слух! Я слышу взмах ресниц! Так что не открывай глаза раньше времени!
– Четыре, пять, шесть.
Досчитав до ста, я открыл глаза и увидел только лес, забранный в густую темноту, в тихую и теплую ночь, умиротворенную пением сверчков и приятным для слуха воем ветра. Я расплылся в улыбке и даже позволил себе такую вольность: попрыгал на одном месте, радуясь, что столкнулся лицом к лицу с пришельцем и остался жив, хотя шансы выжить были минимальными. Или… он был не таким опасным, как я себе это придумал?
Я не стал ломать голову над этим и другими вопросами, всплывающими в голове, и помчался домой; бежал быстрее ветра, не желая себя.
Бежал и бежал…
***
– Ты должен извиниться перед отцом, – сказала мама, когда мы лежали на кровати в моей комнате, освещенной прикроватной лампой, стоявшей на тумбочке молочного цвета.
– За что я должен перед ним извиняться? – сердито спросил я, посмотрев на подсвечивающийся аквариум, в котором плавали крапчатые и голубые сомы, зеленые меченосцы и бойцовские рыбки.
– Ты ранил его, – напомнила она, держа мою холодную руку.
– А он – тебя! – Отец разбил ей бровь, оставил несколько царапин вокруг глаз и синяк на пол-лица. Без слез на маму невозможно было смотреть; сердце обливалось кровью и одновременно наливалось гневом, который просился наружу, прямо-таки рвался на волю, как бешеный пес, когда я думал об отце и о его поступке; я хотел восстановить справедливость!
– И все равно ты должен извиниться, – настаивала она. – Он твой отец.
– Я жалею, что он мой отец.
– Не смей так говорить! – Она разозлилась на меня и отпустила мою руку. – Это неправильно.
– Он бросил в тебя бокал – это правильно?
– Я сама виновата.
– Почему ты защищаешь его? – Теперь и я злился на мать, которая выгораживала отца, совершившего поступок, который не имел оправданий.
– Я не защищаю…
– Защищаешь!
– Не кричи на меня! Мал еще! – Я извинился и сжал ее руку; она через дымку печали в глазах попыталась улыбнуться мне; улыбка вышла: уставшей, загнанной, потерянной. – Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Понимаю. Но извиниться, так или иначе, тебе придется. И лучше это сделать сразу же, немедля, когда он явиться домой из бара, а иначе будет хуже только нам с тобой. Ты знаешь, на что способен отец. И если не предпринять меры – последствия будут ужасными.
– Не будут.
– Будут.
– Не будут, если мы уйдем от него.
– Ты предлагаешь уйти из дома?
– Да.
– Хорошо. И куда мы пойдем?
– Куда глаза глядят.
– Хорошо. А где мы будем жить?
– Как где? У дедушки!
– Не самый лучший вариант. Отец быстро найдет нас.
– Тогда мы сядем на первый попавшийся автобус, уедим в другой город, снимем квартиру или номер в гостинице – и будем жить вдвоем. Согласись, будет здорово?
– Будет здорово несколько дней. А что потом? Что будем делать без денег?
– Ты станешь играть в кино или в театре. На худой конец я буду работать после школы. А что, ботинки начищать – самое-то!
– Ты обо всем подумал.
– Ага.
– Но главного не учел.
– Чего?
– Твой папа найдет нас где угодно, даже на краю света – и вернет обратно, в этот дом! А если мы сбежим снова, он сделает так, чтобы мы больше никогда не захотели никуда убегать.