Входная дверь была заперта. Наглухо. Проверили все окна – закрыты на щеколды; перелезли через забор и обнаружили, что дверь со двора тоже закрыта. Но мы готовились к таким вот сюрпризам, и прежде чем пойти на радикальные меры, на которые собственно и не было желания переходить, мы, точнее я, вскарабкался на крышу дома и проверил крохотное круглое окошко, которое от легкого нажатия руки со скрипом подалось – и отварилось. Мы с облегчением выдохнули; ничего не пришлось разбивать и выламывать; такое проникновение в чуждый дом было не таким преступным, по крайней мере, мы хотели в это верить. На чердаке, кроме пыли, затхлости и валяющегося мусора (ненужных вещей), я ничего не нашел. Не с первого раза нашел люк, который бы вывел меня на первый этаж; света не хватало, его мгновенно поглощала тьма; пришлось рыскать на корячках и искать некое подобие ручки. Ручка нашлась… под половиком. Откинув пыльный половик, я отварил нараспашку люк и меня ослепил резкий дневной свет; из глаз брызнули слезы, я зажмурился. Кое-как спустился по самодельной лестнице, которая ходила ходуном; то и гляди рухнет и погребет под себя. Слава Богу, удалось избежать и падения, и погребения. Я уже не надеялся, что дом окажется чистым и опрятным, но я зря недооценил «Дитя тьмы» – в доме царила практически идеальная чистота, граничащая с легкой дымкой гостеприимного уюта. Беглого взгляда на внутреннее убранство жилища «Дитя» хватило, чтобы сразу же сказать, что он любил и ценил то, что имел. В единственной комнате стоял старый пошарканный стол, на котором водрузились куча исписанных листков, много-много разноцветных банок, паяльник и несколько плат, по всей видимости, от игровых приставок. Рядом со столом разместилась необтесанная, явно сделанная собственными руками стенка, состоящая из четырех шкафов, которые были чем-то забиты, что даже дверцы не закрывались; напротив – видавшая вида раскладушка, на которой был расправлен матрас; над койкой, на стене, висел красный ковер. На полу тоже лежал ковер, закрывая коричневый пол; правда, он был обгрызен по краям, а в центре красовалось желтое пятно; в правом углу лежала плетеная корзина, в ней – замусоленный джемпер (я сразу догадался, что тут спит пес «Дитя тьмы»). Так же я заметил, что в комнате имелась кладовая, запертая на засов. На кухне царил полный порядок: ни крошек на кухонном столе, ни грязной посуде в раковине. Выйдя из дома, в прохладный пристрой, в глаза бросились подвешенные на гвозди несколько пар крыльев разных форм и оперений, столько же черных плащей и ведер вязкого грунта. Потом я уже обратил внимание на груду металлома, покоившегося на полу, причем собранную очень аккуратно, с сознанием дела.
Когда я отворил друзьям двери, те недовольно посмотрели на меня:
– Чего? – спросил я, честно говоря, удивляясь такой реакцией Степана и Насти.
– А ничего! – фыркнул Степка и вошел во двор дома; за ним – Настя. – Ты что, в Китай сбегал?
– Нет.
– Тогда чего так долго капался?
– Ну пока спустился, пока осмотрел дом…
– Мы уже не знали, что и подумать с Настькой. Думали все, пропал наш друг, попал в капкан или в ловушку. А он тут, понимаешь ли, осмотр проводил! Молодец!
– Да ладно, не горячись, Степка.
– Как тут не горячиться!
– Мы действительно испугались, – вмешалась в разговор Настя. – Степа уже хотел выламывать дверь, спасать тебя.