Глава 8
Пока мы коллективно давали клятвы друг другу, что не раскроем врага для общества, в котором жили, это самое общество не на шутку всполошилось, взревело и разгневалось на двух десятков человек, посмевших посягнуть на святое, что у них было – на национал-социалистическую партию. Они, меньшество, осудили партию за культ жестокости, за расизм, за неуважения к тем, кто слаб и болен – и принародно объявили, что такая политика приведет к погибели Романдского народа. Понятно, что от таких резких и антиполитичных высказываний общество, то есть большинство, всецело и покорно служащее партии, взбунтовалось и отвергло от себя этих людей, у которых появилась иное мнение, сделав их изгоями, низшими существами, жизнь которых превратились в пустой звук, в видение, в ничто.
Когда я писал предыдущий абзац, я ненавидел и себя, и тех, кто меня окружал – обычных людей, живущих вместе со мной и способных растоптать своей массой и мощью любого, кто пойдет против устоявшейся или зарождающейся системы, против ее постулатов и законов, против того, что им дорого и ценно. Любого! И неважно, кем ты был до этого, до презрения, видным политиком, уважающим в широких кругах юристом, доктором, поэтом, инженером, простым рабочим с завода – общество любого столкнет в пропасть, в бездну отчаянья, и поминай, как звали. В тот злополучный день, в день, когда солнце скрылось за серую пелену неба, я стал свидетелем страшной расправы над несчастными людьми, возомнившими, что они сильнее большинства, что они могут говорить то, что думают и то, что считает нужным. Зря они разгневали несокрушимую силу всех правителей – народ, сплоченный одной эфемерной идей и идущий, без остановок, к тому, чтобы воплотить эту идею в жизнь, несмотря на миллионные человеческие потери.
Зря!
Отец вернулся с работы и, ничего не объяснив, приказал мне одеваться и ждать его. Он надел новехонькую, чинно выглаженную военную форму, увешанную медалями, фуражку с нацистским значком, и потащил меня на центральную площадь города, где собралась приличная толпа, такая же как на дне независимости. Я спросил у него, зачем мы тут, праздник что ли. Он ответил, четко и коротко: «Сам увидишь!». Я думал, мы будем стоять в самой ревущей толпе, в ее конце, но не тут-то было, отец воспользовался служебным положением и мы мигом прошли сквозь толпу и «заняли» vip-места в первом ряду, с которых открывался замечательный вид на постамент, выложенный из гранитных плит, на котором стояла статуя Силина. Но не она была центром всеобщего внимания, все смотрели на людей, стоявших рядом друг с другом, уставших, связанных, побитых и казалось не верующих, что это происходит с ними, сейчас, на самом деле.
– Папа, кто это люди? – шепотом спросил я.
– Предатели, – сухо ответил он, вытащил дубинку и крепко сжал ее в руке.
– Почему они здесь, а не в тюрьме?
– Предателям – не место за решеткой. – Он посмотрел на меня холодным, враждебным взглядом, от которого у меня сжалось сердце. – Предатели должны сдохнуть, как и другая падаль. Запомнил?
– Да.
– Вот и хорошо. А теперь молчи и смотри. Внимательно смотри. И не смей убегать, пока я не вернусь. Ты понял?
– Ты куда-то уйдешь?
– Да, очищать нацистское общество от никчемной падали. – Он плюнул на асфальт.
Вдруг из толпы вынырнул невысокого роста мужчина, полный, с широкой плешью на макушке и жиденькими светлыми усиками, одетый в черный костюм-тройку; в руках он держал громкоговоритель.
– Товарищи, минутку внимания! – объявил он и смолк, пока толпа не перестала ропать и шушукаться. – Спасибо. – Молчание. – Здравствуйте, уважаемые национал-социалисты! Вас приветствует Алексей Новиков. Ни для кого не секрет, что я возглавляю в нашем славном городе великую рабочую национал-социалистическую партию имени Силина, которая вот уже тридцать пять лет управляет Романдией. Что такое тридцать пять лет в жизни одного человека, не говоря уже о жизни народа? Так, одно мгновение, один период в современной истории. Что удалось совершить за столь короткое время? Рабочая партия, фашизм и Силин сделали то, что не удавалось никому – мы вернули себе былую, утраченную славу, стали сильнейшей державой мира! Держава, которая от года в год развивается, прогрессирует, диктует! Этих лет было достаточно для осуществления главной мечты Силина: наш народ мог насладиться счастливым и крепким единством, к которому бесчисленные поколения стремились безрезультатно. Я смотрю на вас сейчас, собранных передо мной, как представителей нашего Романдского народа, со всех земель государства, и знаю, что среди вас есть новоизбранные члены – и меня снова переполняют гордость! Сколько же крови мы пролили напрасно, пытаясь достичь этой цели! Сколько миллионов романдцев сознательно или нет, вступили на путь мучительной смерти! Сколько миллионов были приговорены провести свои жизни за стенами крепостей и тюрем. И ради чего? Ради достижения этого идеала – быть единым народом! Сильным народом! А самое главное: свободным! – Слушающие согласились громогласным «Да». – Эта победа далась нам не без борьбы, как подумают циники и другие буржуа. Эта была фанатичная борьба за политическую идею в десятки лет. Сотни тысяч, нет, миллионы романдцев целиком посвятили этой идее себе, свое физическое, психологическое существование. Они с готовностью выносили насмешки и презрение, так же как и долгие, бедные годы постыдного обращения, страшного надругательства и нескончаемого террора. По всей стране мы теряли раненными и убитыми бесчисленное количество товарищей. И наконец, сражаясь за этот успех, мы достигли его, с помощью невероятной энергии и силы смелых решений, которым все фанатично следовали! Я бы подчеркнул, что без нашего единения, без Силина, без национал– социалистической партии, мы бы не вернули то, что по праву принадлежало нам: а именно наши земли, которую мы потеряли во время прошлых мировых войн. Не вернули бы свою честь, свое достоинство, свою гордость, когда нашей страной правила Еврадия, которая грабила нас и принижала, не давала нам развиваться, а наоборот – бросила нас в ненавистное и уродливое лоно бедноты и нищеты. Но мы выбрось из гнилой ямы, оттуда, откуда обычно не выбираются, встали с колен, задрав головы вверх, словно ничего не было, взялись за руки и пошли вперед. И только вперед! Мы не останавливались, да было больно, да было ужасно и невыносимо, но мы шли, невзирая ни на что. И что теперь? Мы правим миром! Оглянитесь на свою жизнь? Как вы живете? В мире, в богатстве, в любви, в земном счастье! Не это ли самое главное? Ни этого ли мы с вами добивались? – Толпа соглашалась с каждым словом оратора, мастером своего дела. Настоящий актер! – Тридцать пять лет Силин потом и кровью добивался для всех нас лучшей жизни. Не щадил себя, работал на «убой» – и продолжает так же работать, чтобы его страна оставалась на Олимпе еще много-много лет, веков. И какую благодарность дарит ему свой народ? Вы знаете? Народ, слава богу, меньшинство, кричит на митингах, что национал-социалистическая партия не дает простому народу ровным счетом ничего, кроме жестокости и малодушия в сердцах. Разве это честно, так относится к человеку, который дал людям жилье, работу, земли – все благо для человечества? Не думаю. Это подло! Ответьте мне, пожалуйста: настоящий патриот, романдец, дышащий благодаря единству своего народа, стал бы так говорить? – Зомбированная толпа яростно отвечала, что «нет», «что так поступили бы только предатели!» – Вот именно: предатели! – Он указал пальцем на сгорбившихся заключенных. – Предатели, просвещающие демократию и незаслуженно осуждающие национализм! Вы – предатели! А знаете, что делают с такими, как вы? Их убивают! – Толпа снова согласилась с оратором; она почти ликовала. Оратор покосился на моего отца, и они друг другу покивали – это был знак, что пора приступать. Отец сделал два шага вперед, за ним, следом, прошагали остальные солдаты элитного отряда ЦЦ; у каждого было по дубинке в руке; они приготовились, ждали команду. Ждали, когда отец прикажет действовать. – Они ждут вас, романдцы! Ждут вашей команды! Если вы хотите избавиться от предателей, которые разлагают нас, наше государство, бьют по хрупкому единству, то вы должны закричать, завыть, скомандовать!