– Ага, щас! Наговоришь тут! – Мы играли в традиционную карточную игру, в «дурака». – Я знаешь, столько раз выкручивался из полной опы под конец игры, даже и не счесть, товарищ. А ты говоришь…
– Настя тебя сделает.
– У нее кишка тонка! – Степка подмигнул Насте и засмеялся; та в ответ улыбнулась ему.
– Саша, почему тебя все еще волнует «Дитя»? – спросила Настя.
– Не стоило у него это спрашивать, – советовал ей хихикающий Степка, непредусмотрительно обнажая свои карты.
– А тебя не волнует? – спросил я.
– Немного… почти нет. – Она выложила на стол двух дам – пиковую и крестовую; Степан матюгнулся и покорно взял еще две карты, для коллекции. – Мы же узнали то, что хотели. Он – человек, а не гость из соседней планеты.
– Да, это мы выяснили, – согласился я, продолжая смотреть в окно, на верхушки деревьев, которые покачивались из стороны в сторону. – И я рад, что он оказался человеком.
– Хотя было бы круто, если бы он был инопланетянином, – вставил Степка, у которого карты не помещались в одной руке; ему пришлось задействовать вторую руку.
– Но я ничего не знаю о нем, как о человеке, – подытожил я.
Настя сделала ход конем: бросила на стол двух королей – пикового и крестового.
– Ты это специально, да? – возмутился таким исходом сражения Степан. – Издеваешься? Издеваешься?
– Издеваюсь.
– Черт! Только не говори, что у тебя там два туза, сама знаешь каких мастей.
Настя обнажила последние две карты – две шестерки красных мастей – отчего Степан загоготал и восхитился компаньоном по игре.
– Нет, ты видел, а, как она меня сделала? Вот черт же! Девчонка с таким позором меня в дураках оставила. С погонами!
– Я больше не хочу играть, – сказала она.
– Знаешь, я тоже. – Степан был не в меру веселым, что меня раздражало. – Мне сегодня точно достаточно.
Настя, победительница игры, взяла из тарелки последнюю шоколадную конфету, целиком положила ее в рот, медленно разжевывала, наслаждаясь ее приторно-сладким и дурманящим вкусом, а потом обратилась ко мне с дурацким вопросом:
– Зачем ты хочешь познакомиться с «Дитем» поближе?
– Как зачем? Мне любопытно! – Я злился; меня ведь можно было понять? – Разве тебе нелюбопытно?
– Мне было любопытно.
– Было? А что изменилось?
– Я узнала, почему он жил в лесу и притворялся тем, кем не являлся.
– И из-за этого ты не хочешь узнать его поближе?
– Да. – Не знаю, заметила она или нет, в моих глазах разочарование, но мне было все равно; она должна была знать, что я впервые в ней, как в человеке, разочаровался.
– Я по этой же причине не хочу знаться с «Дитем Тьмы», – сказал Степка. Я и в нем разочаровался, во рту почувствовав горечь обиды, даже предательства.
– Но вы ничего не знаете. Ничего. Может, его осудили несправедливо?
– Как могут обвинить несправедливо?
– А вот так! Легко! Думаешь в нашей стране все по справедливости?
– Да!
– А вот и неправда. Я сам видел, как вершилась несправедливость!
– Когда это?
– Неделю назад. Когда на площади Силина забили до смерти ни в чем неповинных людей!
– Это ты сейчас говоришь о тех предателях, которые получили по заслугам?
– Кто сказал, что они предатели?
– Мой отец. Моя мать. Мой дед. Все говорят, что они предатели.
– И ты им веришь?
– Да, знаешь ли, верю. А кому, если не родным верить?
– А ты знаешь, что они сделали?
– Ну да… они вроде бы нарушали наше романдское единение… что-то типа того. Я особо не вникал.
– А я видел, как их убивают романдцы. Мой отец! – И из глубин души вырвался отчаянный крик, раненный и больной. – И я хорошо вник, почему их так жестко, на глазах миллионов романдцев, убили.
– И почему, умный ты наш?
– Они говорили не те слова.
– И как тебя понимать?
– Они высказали свое мнение, которое не совпадало с мнение большинства людей – и их убили. Убили! И ты считаешь, это справедливо?
Степан не отвечал, задумался; я спросил у Насти:
– А ты как считаешь? Разве правильно, справедливо убивать, когда мыслишь по-другому, никак все?
– Я не знаю. Наверное, нет.
– Несправедливо! – ответил я за них. – Может, наш друг тоже мыслит по-другому?
– Может, это и так, – согласился Степан, – но откуда тебе знать, что он не убил кого-нибудь, например?
– Я хочу верить, что он не такой.
– И к чему все эти вопросы, Саша? – Настя поймала мой взгляд, далекий от ревностной влюбленности. – Что толку знать о том, кто сам не хочет о себе рассказывать? Где он, твой несправедливо осужденный друг?
– Он скрывается, – ответил за меня Степан. – А если человек скрывается, значит, ему есть что скрывать.