Отцовский план был изначально обречен на провал. Он сам это понимал, но почему-то проигнорировал последнюю толику здравого смысла. Видимо, действительно не хотел, чтобы его прилюдно казнили. Мама тоже быстро сдалась и пошла на поводу отца. А может, она где-то глубоко внутри, в душе, верила, что есть крошечный шанс остаться в живых, сбежать из города и надеяться, что в другом не убьют… а там глядишь и граница. Свобода! Собрав в сумки все самое необходимое – документы, золото, деньги и кое-какие вещи с продуктами – мы в четвертом часу ночи выдвинулись в путь.
Все пошло не по плану сразу же, как только мы вышли из дома. Мы были замечены соседом, который с утра пораньше решил выбросить мусор в контейнер, стоявший возле дома. Конечно, он нас узнал и подивился нашему ночному шествию. Просто он виду не подал, якобы, не заметил нас и быстрей-быстрей в дом. Я больше чем уверен, что он позвонил «куда надо». Ведь не пройдет и двух часов, как мы окажемся в машине отряде ЦЦ, в качестве заключенных. Удивительно еще то, что мы прошли через весь город и были пойманы уже в лесу, в непосредственной близости от границ города. Кстати, отец ошибся… солдаты ЦЦ не отстреливали бегущих из города армях. Они делали так: отлавливали и сажали за решетку до очередной массовой казни, которую так полюбила национал-социалистическая партия.
Нас продержали взаперти два дня, даже не думая кормить. Две миски с водой – и то была радость. А потом пришел товарищ Власов, оберштурмбанфюрер, попросил всех выйти из камеры. В камере нас было семеро. Еще четверых, избитых и еле живых, приволокли на следующий день. Семья – мать, отец, два брата-близнеца шестнадцати лет – тоже, как и мы, побежали на поиски лучшей жизни. Глупцы! Власов внимательно осмотрел каждого заключенного и сказал, что забирает с собой мальчугана, то есть меня, и двух близнецов, мол, пригодятся в лагерях, хорошая (а главное молодая) рабсила. Остальных – казнить, как ненужный скот.
Все произошло так быстро, я даже не успел проститься с родителями. В последний раз. Не сказал ни слов благодарности, ни слов любви. Ничего. Меня грубо схватили, закрыли рот рукой и вывели на улицу, где нас поджидала грузовая машина с открытым кузовом, в котором были сотни армях, преимущественно молодых и здоровых, годных для тяжелой физической работы.
Меня перед тем, как затолкать в кузов, пару раз брякнули по голове. Чтобы я шибко не капризничал. Я лежал ничком на металлическом полу кузова. Помимо армях в кузове сидели четверо солдат, направив на нас дуло автоматов.
Выбраться оттуда, живым, было нереально. Но мне каким-то чудом повезло: мне удалось сбежать, при этом не сломать ни ноги, ни другие части тела, как и не получить несколько смертельных ранений. Ты представляешь, я выпрыгнул через борт кузова, когда машина была на ходу… мы как раз ехали по проселочной дороге, с одной стороны тянулся лес, с другой – небольшое село. Приземлившись в траву, не чувствуя ни боли, ни сомнения, ни страха, я ринулся в лес, петляя, уходя от свистящих пуль, выпущенных солдатами прямо из остановившейся машины. Я был уверен, что они так просто не отпустят меня и пока не убьют, не успокоятся. Но я, к счастью, ошибся. Они не стали из-за меня заморачиваться и двинулись дальше в путь.
Я бежал и бежал, пока силы не оставили меня. Рухнув наземь, я дал волю эмоциям, чувствуя, как по телу растекается боль от безумного прыжка в преисподнюю.
Так я прожил в лесу два дня, чуть не сгинув от голода.
На третий день, утром, я проснулся от собачьего слюнявого языка. Открыв глаза и увидев перед собой морду овчарки, я инстинктивно вскрикнул. Собака испугалась больше чем я – и отпрянула в сторону, продолжая вилять хвостом.
«И кого ты тут нашла, Лайла?» – послышался в нескольких метрах от меня грубый мужской голос с хрипотцой.
Все, подумал я, конец моей истории, пора прощаться с жизнью, они нашли меня.
Но мне надо было сразу догадаться, что это не солдат, дабы если бы меня нашла бойцовская собака, обученная убивать армях, то она вряд ли стала бы лизать мое лицо, чтобы я проснулся; скорее всего, вцепилась бы в шею мертвой схваткой – и поминай, как звали. Мужчина оказался фермером с необъятной спиной и сильными руками, ростом под два метра и с такой ступней, что тебе и не снилось – сорок девятый размер, не меньше. На нем свободно сидела хлопчатая рубаха с красными квадратами, заправленная в штаны цвета хаки. Он взглянул на собаку, подозвал ее к себе, та покорно подбежала к его ногам и уставилась на хозяина. Фермер присел, погладил и похвалил овчарку, отчего та завиляла хвостом еще учащенней, сильней. Лишь потом он бросил взгляд на меня и спросил, кто я и что тут делаю. Я не стал врать. Какой смысл говорить что-то, если в это все равно не поверят? Я сказал, что армяхин и сбежал от отряда ЦЦ, который хотел меня отправить в концлагерь.