Я добрался до той части повествования, когда на моем пути замаячил густой непроглядный туман, в оковах которых я был счастлив, как никогда прежде. Когда я вырвался из его молчаливых и умиротворенных объятий, я потерял то хрупкое счастье на долгие-долгие годы и одно время думал, что больше не способен обрести эти возвышенные, окрыляющие чувства. Под туманом я подразумеваю «самый счастливый день», который уже никогда не повториться и который застрял в моей памяти огромной, грубой льдиной, часто напоминающей мне о бренности бытия. После тумана – «самый несчастный день», изменивший хоть и не все, но многое: мою жизнь, мою судьбу, мое будущее.
Но не буду плести тайны, а непосредственно перейду к тем событиям, без которых не было бы этой истории. Без самого счастливого и несчастного дней – она потеряла бы всякий смысл.
Глава 2
Два долгих и в тоже время мимолетных дня, проведенных в лесной тишине и благодати, мы окрестили шаблонным «самым счастливым днем». Почему? Да все потому, что два дня слились воедино, в один бурный поток событий, отчего отделить одного от другого было невозможно. К тому же обычный ограничитель дней – ночь – была не в счет, дабы мы практически не спали; болтали до утра, усевшись возле уютного и согревающего костра; какой тут сон?
По правде говоря, сколько бы я не пытался повторить «самый счастливый день» по истечению многих лет, но я никогда не добивался такого же эффекта. Видимо, не зря говорят, что в одну реку дважды не войти. Самый-самый остался самым-самым – ярким пятном в юношеских воспоминаниях, дивной песней среди унылых звуков, фейерверком в неги бездушия и жестокости того времени, когда люди потеряли человечность – и мир сошел с ума.
Мы договорились встретиться в полвосьмого утра у домика; штаб есть штаб. Все пришли вовремя, без опозданий, даже раньше положенного времени; Питер, наш четвероногий друг, естественно собрался с нами поход, а как без него. Ничего удивительного: мы прибывали во власти томительного ожидания, каждый из нас торопил события и хотел поскорее прикоснуться к задуманному, стать частью этого дня, растворится в нем и забыть о несущих проблемах, которых в то время у нас и не было, но мы считали иначе. Наивные дети!
– Все на месте? – ради галочки спросил Гриша, которого мы не сразу признали. Мы привыкли к его экстравагантному одеянию, что не ожидали увидеть его в бейсболке, низко опущенной на лицо, в спортивных заштопанных на коленях штанах, в зеленой футболке, поверх которой была накинута хлопчатобумажная спецовка, замусоленная и старая. Правда, лицо он не рискнул обнажать; оно осталось таким же нарочно чумазым и грязным. – Все взяли то, что я просил?
– Надо проверить, – предложил я.
– Зачем время терять? Идемте! – Степка не обладал должным терпением; готов был броситься в любую авантюру, не удосужившись узнать, что эта за авантюра.
– Зачем да зачем. Сказано – проверяй, пока еще далеко не ушли, – настоял я, и Степка, с недовольной миной, начал проверять содержимое рюкзака.
Убедившись, что к двухдневному походу мы готовы и ничего не забыли, Гриша спросил:
– А теперь признавайтесь, только честно, всех отпустили родители в лес с ночевкой?
– Меня отпустили, потому что с нами идет Санькин папа, – улыбаясь, сказал Степа.
– Ха. А меня, потому что с нами пошел Степкин отец. – Я подмигнул другу– заговорщику; дал понять, что мы заодно.
– Эх, вы! Разве так можно? – шутливо ругал нас Гриша, а потом обратился к Насте. – А ты что сказала своим родителям? Тоже обманула?