Как обрести веру в людей, в мир, когда прошел через окопы войн и видел, на что способен человек, когда ему дают волю, когда заставляют выпускать страшного зверя на волю? Как воскресить надежду, потухшую от повсеместной несправедливости, творившейся на каждом уголке земного шара? Как стать свободным, когда ты в кандалах от жизни, проведенной в аду, в плену условностей и обстоятельств? Как?
– Как вы думаете, ребята, что будет, когда мы станем взрослыми? – спросил я, откусив огурец.
– Что за заумные вопросы, Сашка? – Степан запихал себе в рот половину мясистой помидоры и жутко чавкал.
– Мы умрем, – сказал Гриша.
– Умрем?
– Не в прямом смысле этого слова, – пояснил он, держа в руках раскрытую шоколадную конфетку. – Мы превратимся в ответственных и скучных снобов – в наших родителей. – Гриша отдал конфету Питеру, который жадно проглотил ее.
– Ни за что! – вскрикнул Степан. – Я уж точно не стану, как отец, у которого одно на уме: только говорить «нет» и что-то требовать от меня.
– Когда станешь отцом, по-другому запоешь.
– Я? Отцом? Ты шутишь, наверное? Какой из меня отец? Нет, это не для меня. Не надо мне ни сыновей, ни дочерей.
– Это пока.
– И потом не надо будет, я-то знаю!
– Мало ты знаешь.
– А ты откуда так много знаешь?
– Потому что старше вас и смотрю на жизнь иначе, нежели чем вы, ребята. Вижу то, что вы не видите.
– И что ты видишь, чего я не вижу?
– Мир несправедлив.
– Что-то я не замечал.
– Я тоже раньше не замечал очевидного. – Молчание. – Мою семью осудили и приговорили к смерти из-за того, что в них текла нечистокровная романдская кровь. Каждый бы на моем месте возмутился и задумался о несправедливости. Эта ошибка, говорил я себе и успокаивал себя, что скоро – совсем скоро – люди поймут, что совершили ошибку и начнут исправлять ее. Но видимо не было никаких ошибок, раз армяхе всё еще враги общества, зараза. То, что я счел несправедливостью, другие – сочли справедливым и правильным решением проблемы. Из этого следует вывод: мир несправедлив к нам – и к этому надо привыкать. Потому что он уже не поменяется. Тем более ради нас.
– Ты думаешь? – с долей сомнения спросил я, внимательно слушая Гришу, который был не только старше нас по возрасту, но и душой.
– Думаю, да.
– Вот черт! – вскрикнул Степан и заржал. – Вы слышали себя, придурки? Хуже стариков! Давайте лучше сыграем в картижки и перестанем думать о всякой фигне.
– Это не фигня – это жизнь, – заметил Гриша.
– Знаешь, что мой отец говорит по поводу жизни?
– Не знаю, потому что не знаком с ним.
– Меньше думай о жизни, шансов встретить старость будет в разы больше.
– Так и сказал?
– Почти. – Степан вытащил из нагрудного кармана колоду карт и начал перемешивать. – Так что сыграем?
– Я не хочу, – сказал я.
– И я, – поддержала меня Настя.
– Че серьезно? – Степан скривил лицо в смешной гримасе. Спросил у Гриши. – И ты не хочешь?
– Я примкну к большинству. Извини, Степка.
– Не извиню.
– Предлагаю спеть, – вдруг предложила Настя.
– Только не это, ребята…
– А что ты хочешь спеть?
– Я готова петь все, что угодно.
– Может, споем «Лодочка плыви»? Было бы в тему!
– Здорово! Ты молодец, Саша, – похвалила меня Настя. – Гриша, ты с нами?
– С вами. Но я буду подпевать.
– Я, пожалуй, воздержусь. – Степан сам петь не умел и другим не давал.
– Кто бы сомневался.
– Может, все-таки в картижки?
– Нет!
– На счет три. Три. Два. Один. Поехали…
Одной песней мы не ограничились; как говорится, вошли в раж. После лодочки вспомнили гимн всех туристов – «Пора в дорогу, Старина»; потом перешли к более веселым – «Кто же мне в палатке на морду наступил» и «Ты, да я, и мы с тобой»; а закончили совсем уже пахабными песенками. От нашего искреннего и энергичного пения, перемешенного со смехом, не удержался даже Степан и стал подпевать нам. Но это еще что! Цветочки! С третьей песни он вообще схватил в руки воображаемую гитару и начал играть на ней, как самый настоящий профессионал, под наши овации и рукоплескания.