– На что спорим? – уточнил Гриша, глядя на Настю.
– Если вы проиграете, будете… будите… сейчас я придумаю…
– Ты только не думай, что я соглашусь бегать в одних трусах по лесу, – предупредил Степка.
– А с чего ты взял, что я об этом подумаю?
– Ну…
– Хотя подождите минуточку. А что? Неплохая идея!
– Спасибо тебе, дружище, – фыркнул я и стукнул по плечу Степку.
– Эй! За что?
– За то, что у тебя язык длинный.
– А если ты проиграешь?
– Это вряд ли, – сказала Настя и самодовольно улыбнулась.
– Зря ты так уверена. Втроем мы быстро справимся.
– Улитка быстрее побежит, чем вы осилите мой чудо-пазл. – Настя звонко захихикала. Я еще подумал, что быть девчонкой не так и плохо; по крайней мере, можно похихикать, когда приспичит; мы вот, мужчины, были лишены такой возможности; нам оставили лишь смех, по большей части грубый и неказистый, очень напоминающий ржание дикого жеребца.
– Ха-ха, как смешно, – передразнил Настю Степан.
– Если проиграешь – разденешься? – Честно говоря, мы не ожидали такого щекотливого вопроса от Гришки, поэтому все разом обрушили на него осуждающие взгляды. Он хоть и покраснел, но не растерялся. – А что вы на меня так смотрите? Я хочу знать точно, что все участники спора будут в одинаковых условиях.
– Хочешь, чтобы я бегала по лесу в нижнем белье в случаи моего проигрыша? – переспросила Настя.
– Да. Равные условия для каждого.
– Хорошо, я согласна. – Уверенные рукопожатия – и спор пустил корни. – Я все равно ничем не рискую. Так что особо не надейтесь.
– Ради того дела, товарищи, мы должны собрать этот чертов пазл, – сказал Степан и принялся за работу.
– У вас, мальчики, всего-то девяносто минут в запасе. Немного.
– Достаточно, чтобы выиграть спор, – заметил я.
Мы так отчаянно хотели остаться победителями, что забыли о главном: собирать мозаику и лишний раз не думать о делах несущих и уж тем более не спорить друг с другом. В итоге, мы позорно проиграли – и остались ни с чем, в буквальном смысле этого слова. Пришлось сделать несколько кружков по лесу в одних трусах на дивный и озорной Настин смех. Что странно, но мы тоже вволю посмеялись над собой, над своим глупым и нелепым видом; мне не забыть Степкины трусы, на которых были изображены голубые летающие слоники; правда, мой рисунок на трусах был не лучше: разноцветные шарики на белом фоне.
Когда дело было сделано, мы поспешно оделись и скрылись в домике, чтобы с чувством, с толком, с расстановкой закончить то, что начали. Но в тот вечер нам не суждено было собрать мозаику; банально не хватило времени.
– Ладно, – сдался Степка, – завтра соберем. Пора топать домой, а то уже десятый час. – Он обратился ко мне. – А ты чего не торопишься? У тебя в девять же горшок звенит.
– Отец уехал в командировку.
– Ааа… тогда все понятно. Успеваешь отрываться?
– Ага. – Я кивнул Степке и заговорщицки улыбнулся.
– Саша, ты можешь еще задержать? – обратился ко мне Гриша.
– Ну, разве только на пару минут. А зачем?
– Есть разговор.
– Ааа.
– Это что получается, Санька, ты не с нами?
– Не с вами. Но вы не волнуйтесь, я вас догоню.
– Не боишься один идти по лесу? – поинтересовалась Настя.
– А чего его боятся?
– Я немного провожу его, – сказал Гриша.
– Ну если ты проводишь. – Степка гоготнул. И добавил. – Ладно, голубчики, до свидания. Много не целуйтесь!
– Да пошел ты, Степан, знаешь куда…
– Не говори! Сам знаю то укромное местечко. Уже пошел. – Степан хотел было обнять Настю, так, как бы между прочим, по-дружески, но посмотрев на ее рассерженное и воинственное лицо, передумал. – А с тобой, Настя, я целоваться не буду. Нет. Даже не проси.
– А жаль, – сказала Настя и улыбнулась Степану, отчего меня уколола ревность прямо в сердце.
Прежде чем начать разговор, Гриша предложить покурить; я не отказался; в те летние деньки мы дымили как паровозы; домик напрочь пропах никотином. Несколько раз затянувшись, он печальным взглядом посмотрел в мои глаза, и сказал: