– Вот же я болван! – ругал себя Степан, кривляясь от боли. – Вот болван!
– Ты не болван, ты хуже: ты тупой осталоп! – ругал его я, перевязывая раны клочками разорванной футболки (между прочим, моей футболки). – А если бы ты себе ноги переломал?
– Я сглупил, сглупил!
– Я же пошел проверять дно, какого черта ты прыгнул? – грозно спросил Гриша; видно было невооружённым глазом, что он переживал.
– Хотел доказать вам, что я ничего не боюсь.
– Ты доказал, что ты не смелый, а глупый, – в точку заметил Гриша.
– Да, да, я глупый. Я – придурок!
– В следующий раз думай, что творишь. И, пожалуйста, слушай, что тебя друзья говорят.
– Ну ладно, хватит, товарищи, меня морально грузить. Мне и так плохо. Разве не видишь? Пожалейте.
– Пожалеем.
– Лучше скажи, друг: я до дому-то дойду своим ходом?
– Если не будешь притворяться, то дойдешь, – ответил Гриша и улыбнулся.
– И жить буду?
– А куда ты денешься?
– Ох, черт, а уже подумал, что мне хана, ребята. Так больно было! – Степан попытался встать, но передумал. – Давайте отдохнём пять минут, а потом пойдем. А вы, кстати, чего не купаетесь?
– Да что-то перехотелось.
Степан засмеялся и предложил покурить; мы не отказались; расшатанные нервы после случившегося надо было успокоить.
***
Обратная дорога домой показалось долгой, нудной и тяжелой. Тому виной послужило ряд причин. Во-первых, мы почти тащили на себе Степана. Во-вторых, заморосил мелкий противный дождь, размывая тропинку; без солнца, скрывшегося за серым полотном, мир потускнел, став другим: отчужденным и неприветливым. Из второй причины сразу же вытекала третья и основная: наше настроение упало ниже плинтуса, все мы без исключения расстроились, что путешествие, откровенно говоря, сорвалось. То, что казалось прекрасным, стало в одночасье уродливым. То, что казалось классным, оказалось на деле бездарным. И вообще я не понимал, почему мы посчитали улетной идеей сходить на язык Гоблина. Что в этом месте особенного? Почему мы отказались от рыбалки на плоту ради этого мероприятия? Я уверен, что не только меня одолевали такие не самые радужные мысли.
– Неужели мы пришли? – Настя заметила вдалеке домик на дереве.
– Ага, на финишной прямой, – сказал Гриша, смахнув со лба бисеринки пота; на него, как и на меня, навалился Степан, обхватив нас за плечи.
– Наконец-то можно отдохнуть, – прошептал Степан, лицо которого покраснело, а кончики волос взмокли от пота. Ему тоже было нелегко, невзирая на нашу помощь; вступать на ушибленные и израненные ноги, хоть и перевязанные, то еще нелегкое и как минимум неприятное дело, требующее немало сил.
– Смотрите-ка! А там кто? – Я указал на прислонившуюся к дереву фигуру человека.
– Не знаю, – испугалась Настя и спросила. – Кто-то еще знает о нашем штабе?
– Кроме нас четверых – никто, – ответил Степан, и мы остановились, замерли, словно на секунду окаменев.
– Тогда кто там? – По Гришиному лицу я не увидел признаков страха, но голос его дрогнул.
– Чужой!
– И этот чужой, кажется, увидел нас и идет к нам. Точно идет к нам!
– Мне надо убегать.
Гриша собрался уносить ноги, как вдруг его остановил Степан и попросил:
– Не надо, не убегай.
– Ты с ума сошел! – возмутился я. – Пускай уходит, пока есть такая возможность.
– И как это, по-твоему, будет выглядеть? Явно подозрительно, если один из нас броситься в бега. Или я не прав?
– В твоих словах есть смысл, – согласился с ним Гриша.
– Конечно, есть. Когда к нам подойдет незнакомец, опусти глаза, Гриш, и не смотри на него. И все будет нормально.
– Уверен? – спросил я у Степана.
– На все сто. Мне чутье подсказывает.
– Так же как на языке Гоблина? – дерзила Настя.
– Могла бы и помолчать. – Степан скомандовал. – И чего мы встали? Надо идти, пускай знает, что мы не боимся. Идемте!
Чем ближе мы подходили, тем отчетливее видели, что к нам уверенным шагом шла девчонка нашего возраста. Лишь потом, когда нас разделяли несколько метров, мы узнали Свету.
– Что она тут делает? – шепнул я Насте.
– А мне откуда знать?
– Ты не говорила ей про домик?
– Ты знаешь, что не говорила.
Света была в своем репертуаре. Серьезное выражение лица; волосы, забранные в косичку; строгая форма, напоминающая школьную; в руках – портмоне. Она напоминала юную учительницу, нежели школьницу.
– Света, привет! – наигранно обрадовалась Настя, обняла подругу и чмокнула в щечку.