– Все вопросы к Саше, – ответила Настя.
Гриша посмотрел на меня; я подмигнул ему и улыбнулся, дав понять, что я не собираюсь ему ничего объяснять, по крайней мере, пока.
– Если Саша был инициатором, – Грише подмигнул мне в ответ, мол, я на твоей стороне, – то можно ни о чем не переживать. У него, значит, все схвачено.
– Правильно мыслишь! – сказал я и засмеялся.
Праздник удался на славу.
Настя со Светой сготовили вкусный летний салат из огурцов и помидоров, сытные бутерброды со свиным паштетом и корзинки с начинкой из сыра и чеснока – все эти блюда мы проглотили в два счета, попутно попивая шипучую газировку и поздравляя именинника.
У каждого собравшегося на торжестве был подарок для Гриши. Степан подарил дорогую для его сердца книгу «Космические авантюристы» Патрика Роджера; книга была запрещена в стране. Настя вручила деревянную шкатулку, украшенную зелеными камушками и рисунком (на крышке был изображен черный свирепый бык). Что подарила Света, я не знаю; ее подарок был спрятан в подарочном пакете; мы со Степкой сразу же подумали о ненужных кремах и прочей ненужной фигне.
В отличие от других у меня было несколько подарков: под номером один шел огромный сливочный торт, от которого к семи вечера ничего не останется, под номером два – серебряное кольцо с камнем Эрахона, символизирующий преданность и дружбу (такое же кольцо было у меня), а о третьем подарке я пока промолчу.
Когда мы устали от еды и от поздравлений, наши неугомонные девчата приступили к играм. Сначала сыграли в старую как мир игру – поезд чудес, суть которой заключалось в следующем: быстрее остальных ответить на вопрос; чем больше ты отвечаешь на вопросы правильно, тем больше у тебя очков, соответственно, больше шансов выиграть игру и получить главный приз – шоколадный батончик с карамелью и нугой. Веселая игра, да и дух соперничества просыпается, охота во что бы то ни стало выиграть и стать победителем, обставить друзей. Потом перешли к более подвижным играм: перепрыгнуть через веревку, не задевая ее; сбить дротиками расставленные по периметру фигурки; скакать на одной ноге по отмеченной линии, не заступая за ее пределы; надувать шарики на скорость.
Казалось бы, после таких игр нам больше ничего не захочется делать, но как бы ни так: мы, одурманенные, по всей видимости, от сильных газов газировки, пошли в пляс, когда нам настроил музыку Гриша; не зря говорят, что двенадцать лет – это кладезей неисчерпаемой энергии, которой нет ни конца, ни края. А после танцев и вовсе вошли в раж, разбаловались не на шутку – объявили друг другу подушечную войну в потемках, которая закончилась ровно через час, потому что Насте досталось от Степки: он случайно ударил ее по голове не подушкой, а кулаком. Но все обошлось и быстро забылось. После подушечной войны мы были потными, разгоряченными и донельзя счастливыми.
***
Мы сидели на полу, не могли отдышаться, восстановить сбившиеся дыхание и передавали по кругу замусоленную сигарету с белым фильтром; никто не упускал случая затянуться едким дымом, приятно пощипывающим горло. В комнате висела дымка. Не зря никотиновый дым у меня ассоциируется с детством, с «эпохой невинностью», когда ты многое не понимаешь, многого не знаешь и от этого думаешь, что способен свернуть горы и создать мир под себя. Но в тот день я уверенной поступью перешагнул через эту эпоху и открыл для себя «эпоху несправедливости, бессердечия и бессилия» и сразу столкнулся с первыми подводными камнями, которые в одночасье открыли истину: я не всесилен в этом большом мире. Что я не могу спасти Гришу, не могу спасти всех армях, не могу свергнуть с престола безумных нацистов, которые обманывали свой народ и убивали миллионы невинных душ.
– Саша, ты помнишь? – заговорчески спросил Гриша у меня.
– Помню, – ответил я. И спросил у других. – Ничего если мы уединимся?
– Только не увлекайтесь, – сострил Степан и надул губки.
– Очень смешно.
– Прости. Я когда нервничаю, всегда шучу.
– А почему ты нервничаешь? – удивился Гриша.
– Ой…
– Пойдем, Гриш, я тебе обо всем расскажу.
– Я знал… чувствовал, что здесь что-то не так. Что праздник был не просто так.
– Твое чувство тебя не обмануло.
Мы вышли на улицу и сели на скамью, скрытую под тенью пышной кроны яблони, с веток которой свисали наливающиеся красками плоды. К вечеру распогодилось; ветер стих, потеплело.
– Хорошая погода, – сказал я, оттягивая трудный разговор.
– Тепло. – Гриша задумался. После недолгого молчания он сказал. – Сколько не тяни, все равно придется начинать.