Я возвращался домой в самом прекрасном настроении. «Антирелигиозная пропаганда? — думал я. — Пожалуйста, с удовольствием. Мы это дело в один момент организуем!»
Но, увы, именно теперь, когда я чувствовал в себе силы свернуть горы и распропагандировать любую аудиторию, в этом не оказалось никакой нужды. Дядюшка Ахрор вынес во двор наш радиоприемник и включил на полную мощность. Двор был полон народа. В тени деревьев на широкой деревянной суфе и прямо на траве сидели друзья, соседи, рабочие хлопкового завода, на котором работал дядюшка Ахрор. Все с интересом слушали последние известия и прекрасный концерт, который в тот день передавали по радио. Шел оживленный разговор о республике, о космонавтах, о хлопке, о прошлом и настоящем. Никто не вспоминал ни о дне Страшного суда, ни о господе боге и его пророке.
Женщины, собравшиеся отдельно в доме, тоже говорили на житейские темы. Но потом одна из ближайших приятельниц бибихалифы попросила ее прочитать что- нибудь из древних книг, чтобы, как она выразилась, «омыть сердце».
В мужскую жаркую беседу ворвались протяжные заунывные звуки:
— «Искандар Зулькарнайн[7] был господином всей вселенной. Мечом своим покорил он весь мир. А куда ушел он?
Платон наукой своей возвеличен был. Силой разума жизнь возвращал. А куда ушел он?
О друзья, в этом мире со дня его возникновения много было великих и малых. А куда ушли они?..»
Некоторые слушательницы, завороженные грустной мелодией, покачивали в такт головой и восторженно подвывали:
— Бале, ай-да-да!
Но, несмотря на старания бибихалифы, песни не поддержали. Настроение было не то. Тоска по пророку и мысли о смерти не нашли в этот день благодатной почвы на празднике у тетушки Икбол.
А во дворе, сидя на деревянной суфе, дедушка Зиё рассказывал о своей молодости. Вчера у него была большая радость. Приходил главный архитектор города и официально сообщил, что на участке дедушки Зиё будут строить не пивную, а детский сад. Дед был на седьмом небе и на радостях предался воспоминаниям.
— Было нас пятнадцать семей, решивших переселиться в Пархар, — рассказывал старик. — У всех жены, дети, пожитки разные. Подняться с таким грузом нелегко. Решили мы, что сначала поедут мужчины, все, так сказать, устроят, подготовят, а уж потом потихонечку перевезут семьи. Так и сделали. Дало нам государство на первое время пару волов, семена хлопка, разный там инвентарь. Взялись мы за работу. Ну и досталось же нам! Эх, страшно вспомнить, лес там стоял сплошной стеной. А у нас ни техники, ни машин. Своими руками, так сказать, пятнадцать гектаров выкорчевали и хлопок посеяли. А уж как поначалу жить пришлось! Пока не выстроили себе высокие помосты для сна да не раздобыли у пограничников ружья, ночевали прямо на санджитах. А вы знаете, какие на этом дереве колючки? Так мы расстилали на них пустые мешки да собственные халаты и чапаны и так целые ночи на ветвях и ворочались. А сколько страху мы натерпелись от проклятых кабанов! Было их там в то время видимо-невидимо, целыми стадами ходили. Пройдет под тобой такое стадо — земля задрожит, дерево закачается.
Сидишь на ветке ни жив ни мертв. И все-таки первые месяцы прошли еще ничего, можно сказать, спокойно. А вот как хлопок созревать стал, тут-то и началось.
Почувствовав, что интерес слушателей возрос, старик со вкусом продолжал:
— Встали мы как-то утром, смотрим, а одного участка, так сказать, будто и не было. Весь хлопок растоптан, изуродован. Как уж там эти проклятые свиньи умудрились, неизвестно, только весь наш хлопок, который мы с таким трудом вырастили, лежал как спутанный клубок ниток. И как нам было с этой нечистью бороться? Ума не могли приложить. Мы за ночь десять — пятнадцать кабанов перестреляем, а на следующую ночь их тридцать — сорок набежит. Да, такие были дела!.. А в прошлом году приезжал оттуда один человек, дай ему бог здоровья. Хороший такой, уважительный. Как стал собираться назад, взял и мне билет, посадил с собой в самолет. Прилетели мы в Пархар. И-и-и, мусульмане, ничегошеньки я там не узнал! Будто и не я там столько лет прожил. Все переменилось. Столько там за двадцать лет понастроили, так там все красиво и нарядно стало, что и слов не найду.