Вечером того дня, когда в Кокташе образовался Военно-революционный комитет Локай-Таджикского района и Зайнаб назначили заместителем председателя этого комитета, командир Караваев вызвал к себе Сан'ата. Кроме командира, в комнате находился один из работников штаба кавбригады.
Караваев усадил Сан'ата на скамью и без всякой подготовки начал рассказывать биографию Зайнаб. История жизни этой женщины показалась Сан'ату печальной книгой, на страницы которой жизнь не занесла ничего, кроме оскорблений, истязаний, унижений, побоев, страдания.
С нескрываемым волнением слушал Сан'ат этот тяжелый рассказ и удивлялся, почему командир рассказывает ему все это.
В конце Караваев сказал:
— Мы хотим, чтобы ты, один из лучших бойцов, продолжая службу в эскадроне, помогал этой женщине и охранял ее.
Сан'ат вскочил и по-военному отрапортовал, что готов выполнять приказ.
— Сядь, сядь, — мягко сказал Караваев. — Видишь ли, это не приказ… Кругом орудуют банды басмачей. У нас нет лишних бойцов, поэтому…
— Ясно, товарищ командир, — сразу же ответил Сан'ат.
Потом к нему обратился представитель штаба бригады:
— Вы должны понять, почему из личного состава такого солидного гарнизона рекомендуют именно вас. Знаете почему? Не только потому, что вы лучший боец, и не потому, что знаете родной язык товарища Курбановой. Разумеется, и это имеет значение, но главное — потому, что вы, как нам сообщили, близко к сердцу приняли горькую долю этой женщины…
В тот день, когда вернулась избитая до полусмерти дочь, Зайнаб слегла сама. Она горела как в огне, ее бил озноб. Но у нее была не малярия. Гарнизонный врач сказал, что это от нервного потрясения.
Сан'ат, как челнок, сновал между домом Зайнаб и гарнизоном.
Вот уже месяц, как образ названой матери возникает перед внутренним взором Сан'ата. Где бы он ни был, чем бы ни занимался, у него в ушах звучит мягкий, спокойный, но повелительный голос Зайнаб.
Сан'ат настолько углубился в свои воспоминания, что не заметил, как остановилась арба, и не услышал обращенной к нему просьбы арбакеша.
— Надо немного отдохнуть, — повторял возница.
Они стояли на берегу Кафирнигана. Паром покачивался на бурой воде у противоположного берега.
— Переедем на ту сторону, потом, — собравшись с мыслями, сказал Сан'ат.
Умар, приложив ладони ко рту, крикнул через реку:
— Эй-ээй, дядюшка! Пошевеливайтесь!
Паромщик нехотя покинул тенистое место под деревом, отряхнул штаны и рубашку и, почесываясь, поднялся на паром. Потом с той же неторопливостью вынул табакерку, встряхнул ее и, высыпав на ладонь, отправил в рот порцию наса, обтер руку об рубаху и начал искать рукавицы. Наконец и они были найдены, и он, поустойчивее расставив ноги, стал подтягивать паром, перехватывая руками толстый канат.
Сколько ни бились, но лошадь, запряженная в арбу, не хотела идти на паром. Пришлось осужденных спустить с арбы, лошадь выпрячь, под уздцы ввести ее на паром, а уж потом самим втаскивать арбу.
На другом берегу накормили и напоили лошадей, немного отдохнули в тени джиды и пустились в дальнейший путь. Вскоре им повстречались двое верховых. Одного из них Сан'ат знал. Он работал в Народном комиссариате просвещения. Остановились, поздоровались.
— Который из них Ишанкул?
Сан'ат показал. Встречные оглядели убийцу.
— Какие только звери не рядятся в личину человека! — сказал один, обращаясь к своему спутнику.
Арба продолжала свой путь.
Ибрагим-бек давно уже лелеял мечту разгромить Кокташский гарнизон и в начале лета 1923 года решил это осуществить. Люди Ибрагим-бека не ходили, как прежде, одной бандой, а, разделившись на отряды по сто—двести всадников, совершали набеги на гарнизоны и мирные кишлаки.
Прежде чем напасть на Кокташ, отряд, которым командовал сам Ибрагим-бек, занял кишлаки Тошбака и Окбулок. Двухсотсабельный отряд Асадулло-бека захватил родину Зайнаб — кишлак Бошкенгаш. А отряд Алимардона Додхо — кишлак Тубак.
По планам Ибрагим-бека все три отряда должны были одновременно напасть на гарнизон с трех сторон. Но курбаши, рассчитывая на легкую победу, упустили одно — настроение народа и его отношение к басмачеству. Трудовой люд и в особенности население тех кишлаков, которые басмачи облагали поборами, потеряв терпение, от всей души желали, чтобы басмачи как можно скорее были стерты с лица земли. Поэтому-то отряды Красной Армии своевременно бывали осведомлены о планах и передвижениях басмаческих банд. Так случилось и на этот раз.