В руках на листе бумаги Свернигора держал большой кусок мяса.
Воронин, не сводя глаз с мяса, вдруг сделал суровое лицо, сказал:
— Чёрт знает что, в землянке опять нехорошо пахнет!
Свернигора вошёл в землянку, положил мясо на табурет, прошёлся вокруг «стола» — плетёной детской люльки, на которую сверху была прилажена спинка двухспальной кровати орехового дерева, приподнял спинку, заглянул внутрь люльки, тщательно осмотрел её и невозмутимо спокойно сказал:
— Надо ещё купить духов! У меня все вышли. Самое верное средство против детских запахов — только духи! Я бы, к примеру, купил «Манон» или «Москва», ничего себе духи, в Олонце ещё имеются в продаже… А так что же — будет пахнуть, в этой люльке перебыло десяток младенцев.
— Чёрт знает, как распустился! — сердито сказал Воронин. — Думаешь, не знаю, куда ты деваешь купленные духи? Думаешь, не знаю?
— Так я же всё этот «стол» поливаю, — нараспев сказал Свернигора, и глаза его уже смеялись, и дрожали его мясистые губы.
Но Воронин снова строго и сердито сказал:
— Ты брось эти штучки. Девок одариваешь! Мне это передали. И вообще прекрати шашни в посёлке!
Свернигора обиженно посмотрел на комбата:
— Так что же мне делать, когда они сами пристают?! Не гнать же их от себя… А насчёт детских запахов — надо подумать. Стол, что ли, настоящий поискать?
— Давно бы надо догадаться! — в том же сердитом тоне сказал Воронин. — Что это за мясо?
— Подарочек вам. Михайлов прислал. Они утром убили лося пудов на четырнадцать. — Свернигора потрогал мясо. — Хорошо бы на шашлычок. Мякоть одна. А то можно и котлеты сделать, отбивные.
— Что будем есть, капитан? — спросил у меня Воронин. — Жарко, что-то не тянет на мясо, правда, а? Хорошо бы окрошку сейчас, а? Правда бы хорошо? Да и холодного пивца… — пришёл он в азарт от разыгравшегося аппетита.
Я был голоден с пути, согласен даже на кусок хлеба, а потому не вдался в обсуждение «заказа». Воронин велел приготовить отбивные со свежей картошкой.
Свернигора взял мясо и вышел из землянки.
Воронин, глядя ему вслед, любуясь его крепкой фигурой, неторопливым морским шагом и покачивающейся корабельной походкой, сказал:
— Ну, и плут же! Не могу с ним серьёзно говорить! То ли он играет, актёрничает, то ли на самом деле такой. И сержусь на него, и люблю его. В нем есть всё-таки что-то замечательное! Ты вот поговори с ним разок, разгадай-ка его!
— Меня он заинтересовал ещё в прошлый раз, — ответил я. — Раненый, истекая кровью, он смотри какие слова сказал военфельдшеру: «У кого сердце бьётся за Родину, тот не может умереть!» Какие слова, а?
— Хорошие.
— Золотые слова, Воронин! Парень он хороший, только озорник. Но озорство это у него пройдёт. Повоюет месяца два, познает трудности войны и станет бесценным солдатом.
— Да, — задумчиво протянул Воронин, — на высотке «Брат и сестра» он хорошо себя показал…
В это время на оборону батальона обрушилась артиллерия противника, ему начали отвечать наши батареи, и непрекращающимся гулом наполнился лес.
К двум часам дня огневой поединок прекратился, и я вернулся в землянку Воронина. Она вся была засыпана песком. Весь в пыли был и комбат. Он только что вернулся из второй роты, которой особенно досталось от вражеской артиллерии. Там были и убитые, и раненые. Воронин был в подавленном состоянии, и мы молчали. Потом его вызвали к телефону, он долго разговаривал.
В землянку вошёл Свернигора, доложил, что обед готов. Воронин молча кивнул ему. Свернигора стал накрывать на стол, потом ушел в «камбуз», принёс сковороду с ломтями поджаренного мяса и мелкой свежей картошкой и сел у порога.
Я дождался, когда Воронин закончит телефонный разговор, и мы сели обедать. Комбат съел кусочек мяса… и бросил вилку на стол.
— Нет, не могу есть! Нет аппетита.
— Вы и вчера почти ничего не ели, — сказал Свернигора.
— Ну, и чёрт со мной! На войне не обязательно обедать каждый день! — не без раздражения ответил комбат.
— Зря огорчаетесь, — сказал Свернигора. — Убитые и раненые будут каждый день… А кушать всё равно надо. Как же не кушать?
Я почувствовал себя неловко, с трудом доел кусок мяса и положил вилку на стол.
— Ты ешь, капитан, ты с дороги, на меня не обращай внимания, — виновато сказал Воронин.
Надо было что-то сказать, и я сказал:
— Жарко!.. Мясо жирное!.. Вот если бы к нему было что-нибудь солёного или кислого…
— Это верно! Тогда бы и я поел. — И Воронин с укоризной посмотрел на Никиту Свернигора. — Чем шашни разводить в посёлке, ты бы лучше о комбате позаботился. Насчёт кваску бы подумал, или, скажем, о свежепросоленных огурчиках. Вот это была бы забота о живом человеке!