— Боюсь, что это не поможет. Покупатели разрозненны, а молоком торгует объединение…
В гостиную вбежала Сонни: на ней был фартук, в руках большая деревянная ложка.
— К нам идет констебль и с ним русский полицейский, — сообщила она срывающимся голосом.
«Карл, Свен, Юхан, — сюда!» — взволнованно кричал попугай.
Владимир Ильич быстро встал со стула, подошел к Сонни и притронулся к ее руке:
— Пожалуйста, будьте спокойны. Примите их как следует и поговорите…
— Но я должна пригласить их в эту комнату! — с отчаянием воскликнула Сонни.
— Конечно, — подтвердил Владимир Ильич.
— А вы?
— Обо мне не беспокойтесь, я останусь под защитой фрекен Анны, — ободряюще улыбнулся инженер Петров.
Сонни набросила на продолжавшего кричать попугая темный платок и, ничего не понимая, вышла в переднюю, чтобы встретить непрошеных гостей.
Когда она ввела констебля и полицейского в гостиную, она увидела, что квартирант сидит за ученическим столом, лицом к окну, и, подперев щеку левой рукой, что-то старательно пишет. Анна сидела по другую сторону стола с раскрытой книгой в руках.
— Это хозяйка пансиона фрекен Винстен. — Констебль отрекомендовал Анну русскому полицейскому. — Она учительница немецкого языка, всеми уважаемая барышня. Мы не помешаем вам, фрекен Анна?
— Надеюсь, что нет, — спокойно ответила Анна. — У меня урок. Все необходимые справки вам даст сестра.
Сонни тем временем ждала, пока констебль договорится с полицейским — они объяснялись по-русски, — и посматривала на Анну.
— Назовите мне неправильные глаголы первого спряжения второго класса, — сказала Анна по-немецки своему ученику.
Инженер Петров ответил:
— Неправильный глагол ершрекен.[1] Ершрекен, ершрак, ершрокен. Но я, фрекен Анна, предпочитаю употреблять этот глагол с отрицанием. Алзо, вир хабен унс нихт ершрокен.[2]
— Совершенно верно, — подтвердила учительница. Она вполне овладела собой и придирчиво спрашивала ученика, искренне удивляясь его великолепному знанию немецкой грамматики.
Русский полицейский записал фамилии двух студентов, которых назвала Сонни, и оглянулся, чтобы получше разглядеть ученика фрекен Анны.
Тот сидел вполоборота, не отнимая руки от лица, и читал по-немецки. Полицейский заметил только лысеющую голову студента.
— Что это за человек? — спросил он у констебля.
— Финский студент, — ответил тот.
Полицейский осведомился у Сонни, не приходил ли к ним русский, по фамилии Ульянов, или Ильин, а может быть, Ленин, возможно даже, — полицейский полистал тетрадь, — Карпов, мужчина огромной силы и с громовым голосом.
— Нет, нет, — убежденно ответила Сонни, — такой человек к нам не являлся.
Анна отметила, как весело смеялись глаза инженера Петрова.
Русский полицейский строгим тоном через констебля передал Сонни, что, если такой человек у них появится, они должны немедленно заявить в полицию.
Собравшись уходить, он еще раз исподлобья бросил взгляд на ученика фрекен Анны. Студент что-то с увлечением читал, словно был в комнате только вдвоем с учительницей. Анна кивала в такт чтению головой и, забыв о полицейских, повторяла вслед за инженером Петровым:
— Крамольная картинка, — буркнул полицейский констеблю, указывая на изображение белокурой девушки с книгой в руках, — власти в Петербурге за распространение этой картинки весьма строго карают. Да-с! Обратите внимание, — приказал он констеблю.
Проводив непрошеных гостей, Сонни, обессиленная, опустилась на стул. Она чуть не плакала от пережитого волнения.
— Что будет? Что будет? Он так пристально смотрел на вас, господин Петров. Констебль тоже был чем-то смущен.
— Все прошло отлично, уверяю вас, — успокаивал встревоженных хозяек Владимир Ильич. — А вы действительно мужественные женщины.
— Алзо, вир хабен унс нихт ершрокен! — повеселевшим голосом ответила Анна.
Под вечер пришел Владимир Мартынович. Он был взволнован и заикался больше обычного.
— Я привез плохие вести, Владимир Ильич. У меня только что была барышня из сената — та, что перепечатывает ваши рукописи. Сегодня она печатала решение императорского финляндского сената о выдаче царскому правительству всех русских революционеров.
— Что ж, от финляндской буржуазии иного и ждать было нечего. Вы предупредили товарищей?