Он решил продолжать свой легонький допросец. Но Катя позвала всех к столу. Она была все время как на иголках и воспользовалась первым предлогом, чтобы прервать разговор, грозивший сделаться опасным.
Крутиков повел свою невесту к столу и сел с ней рядом. Владимир поместился насупротив, с матерью. За столом Крутиков разговаривал почти один, рассказывая про службу, про губернатора, причем явно хвастался своею близостью к нему. Старуха Прозорова совсем таяла, слушая эти рассказы.
Но вдруг Крутиков с самым невинным видом спросил ее:
- А слышали ли вы, матушка, новость: у нас политический от жандармов убежал, выскочивши из вагона?
- Как же, слышала. Катя мне что-то рассказывала, - сказала старуха совершенно просто.
Крутиков пересолил. Он задал свой вопрос так небрежно, что он только усыпил Прозорову, а не встревожил.
- Как, и вы уже слышали? - обратился он к Кате с наивным видом.
- Да, слышала, - хмуро отвечала Катя, вставая изза стола. - Идемте пить кофе в гостиную. Здесь душно.
Терпеть не могу, когда за столом... спорят, - прибавила она, хотя никто в этот раз не спорил.
Крутиков посмотрел на нее сбоку. "Он все знает и в заговоре против меня", - стало для него несомненно.
Он опешил и замолчал.В гостиной он сидел угрюмый; потом подошел к своей невесте и отвел ее в сторону. Они о чем-то оживленно стали разговаривать.
"Мирятся!" - решил про себя Владимир.
Отпив свою чашку, он ушел к себе.
Оставаться долее в этом доме ему было невыносимо, отвратительно. Нужно уйти, бежать сейчас, сию минуту. Ему неприятно было уйти точно тайком от Кати. Но она поймет. Он ей оставит письмо.
Тотчас же он стал писать. Письмо ему не понравилось. Он его сжег. Потом написал другое и тоже сжег и кончил тем, что оставил три строчки:
"Благодарю горячо за все, что вы для меня сделали, и прошу извинить, что вынужден покинуть ваш кров, не простившись с вами".
Он подписал: "Ваш Владимир Волгин", - и вложил эту записку в ту самую книгу на этажерке, которая так помогла их сближению, и поставил ее на полку.
"Если она обо мне вспомнит, то догадается, где искать", - подумал он. Затем он вышел в сад, а оттуда через калитку на тропинку, которая вела к реке. Никто его не заметил. Спустившись вниз по знакомой тропинке, он увидел пристань и ту самую лодку, в которой он совершил свое достопамятное путешествие.
Как недавно все это было, а сколько за это время он передумал и перечувствовал!
Задумчиво он пошел по дороге, вниз по реке. Все, что произошло за эту неделю, было для него прошлым, как он думал, невозможным прошлым, которое уже окрашивалось нежными цветами убегающего воспоминания.
На завороте дороги он остановился и повернулся назад, чтобы взглянуть в последнчй раз на домик, где жила девушка, которая - теперь он готов был в этом сознаться - заполонила было его сердце и воображение. Он мысленно прощался с ней навсегда, как вдруг его окликнул знакомый мужской голос.
Перед ним стоял Крутиков под руку с Катей.
Они вышли гулять на Волгу и теперь возвращались домой.
- Вот и вы тоже гулять вышли, - проговорил Крутиков, улыбаясь своей плоской улыбкой. Он был теперь гораздо любезнее, чем за обедом, в угоду Кате, с которой у него, очевидно, произошло чистосердечное объяснение.
- Да, я вышел погулять... - вынужден был сказать Владимир.
Он посмотрел на Катю.
- В такую прекрасную погоду кто же может усидеть дома? - сказала она.
Тонкая улыбка чуть-чуть змеилась на ее губах. Но ее глаза и все милое, живое лицо, казалось, искрились и трепетали от внутреннего смеха.
Она тотчас догадалась о цели Владимировой прогулки, и эта нечаянная поимка беглеца смешила ее ужасно.
- Ну что ж, хотите продолжать прогулку один и бросить нас на произвол судьбы? - сказала Катя шутливым, ему одному понятным тоном.
- Нет, благодарю, уж я погуляю в другой раз, - отвечал Владимир, улыбаясь ей в ответ. - А теперь я лучше провожу вас.
VI
Они пошли обратно. В почтительном расстоянии от них следовал рассыльный с черным кожаным портфелем. Он только что прибыл из города с экстренными бумагами от губернатора.
- Вот, батюшка, - весело сказал Крутиков, указывая головой в сторону своего сателлита. - Не легкое наше дело. И в этом мирном убежище, посвященном музам и купидону, - неуклюже шутил он, - дела носятся за нами в образе вот этого Гермеса.
Они вошли в гостиную. Старухи там не было, она еще не спустилась из спальни, куда уходила соснуть часок после обеда.
Крутиков ушел тоже наверх, в свою комнату, разобраться с бумагами. Катя осталась с Владимиром наедине.
- Ну что, очень вы огорчены тем, что мы помешали вашему бегству? - со смехом спросила она.
- Огорчен, но не очень, - отвечал Владимир. - Я все равно уйду сегодня ночью и теперь имею возможность лично попрощаться с вами, Катерина Васильевна.
- И вовсе вам нет надобности так спешить убежать отсюда. Вы безопаснее теперь здесь, чем когда-либо.
Я все рассказала Павлу Александровичу, и можете быть уверены, что ваш секрет в хороших руках.
- Вполне верю и благодарю его за великодушие, - холодно сказал Владимир. - Но все-таки позвольте с вами распрощаться.
Катя пожала плечами и надулась.
- Знаете, что я вам скажу? - проговорила она после небольшой паузы. Это нехорошо.
- Что нехорошо? Что я не хочу на всю жизнь остаться вашим нахлебником? - капризно сказал Владимир.
- Нет, не то... - прервала Катя. - Нехорошо, что вы так нетерпеливы. Я ведь знаю...
Ее прервал Крутиков, вошедший в эту минуту в гостиную. Обыкновенно невозмутимое, самодовольное лицо выражало тревогу и какое-то унылое недоумение.
В руках он держал открытое письмо.
- Что такое? Что случилось? - вскричала Катя.
- Да вот известие пришло насчет Вани, - неохотно сказал Крутиков.
- Что же, говорите скорей. Не томите! - умоляла его Катя.
- Беда стряслась, - сказал Крутиков, - хотя, конечно, это нужно было рано или поздно предвидеть, потому что все эти, как там... мечтания до добра не доводят. - Он кинул искоса взгляд на Владимира. - Одним словом, Ваня арестован.
Слова эти были как удар грома.
Катя вскрикнула и бросилась не к жениху, а к Владимиру, Инстинкт подсказал ей, что он ближе ей в этом горе. Она опустилась на стул с ним рядом и, припав к спинке, истерически зарыдала.
Владимир наклонился над ней.
- Успокойтесь, - говорил он. - Может быть, все кончится пустяками. Не всякий арест означает гибель.
Нужно узнать подробности... Будьте любезны, позвольте взглянуть на письмо, - обратился он деловым тоном к Крутикову, который, нахмурившись, смотрел на эту сцену.
- Нет, я лучше сам прочту, - сказал он. - Это всего несколько строк.
- "Полученотакжеизвестие. - началон, - что один из дворян нашей губернии, Иван Прозоров, брат вашей невесты, арестован в Петербурге. Это обстоятельство,ввидувашегоотношенияксемье арестованного, не может не огорчить вас. Но никтонеможетбытьответственным..." - Крутиков пробежалглазаминесколькострок. - Этокделу не относится, - пробормотал он. - "Виновником ареста игибелимолодогоПрозорова,какимногих других, называют некоего Муринова, недостойного сынаизвестногосенатора,бывшегокогда-тоначальникомнашейгубернии.Ктобымогпод мать..."
- Дальше не интересно, - сказал Крутиков, кладя письмо в карман.
- Ну что? - спросила Катя, поднимая на Владимира взгляд, полный тоски и ожидания, каким смотрят на доктора у постели умирающего.
Владимир был бледен как смерть.
Муринов - это был он.
- Нет надежды? Ваня погиб? Мы никогда его больше не увидим? - вскричала Катя, хватая его за руку.