Я сам кое-что могу. Так вот, даю вам клятву, что я ни перед чем не остановлюсь, что отныне я сделаю целью своей жизни возвратить вам вашего брата. Верите вы мне?
- Верю, верю! - повторяла Катя, вся сияя от внезапно проснувшейся в ней надежды. - Какое это было бы счастье! О, как я вам безгранично благодарна!..
- Не благодарите, нет! - говорил Владимир дрожащим от волнения голосом. - Вы не знаете, чем вы для меня стали! Чего бы я ни сделал, чтобы осушить одну вашу слезу, вызвать на ваших губах одну улыбку!
Служить вам... Боже! это такое счастье...
Он вдруг остановился. Признание это вырвалось у него само собой, и он опомнился, когда было уже поздно.
Несколько минут оба молчали. Владимир дрожащей рукой провел себе по лбу.
- Простите, - заговорил он, - что я сказал это вам, невесте другого. Ну, да все равно. Мы, вероятно, никогда больше не увидимся. Но знайте, что чувства более чистого и высокого вы не внушили ни одному человеку. А теперь - прощайте.
Он крепко стиснул протянутую ему руку и вышел.
Катя осталась одна. Она была удивлена, поражена.
Ничего подобного она не ожидала. Сердце ее молчало.
Но на душе ее было светло, как в праздник. Когда она поднималась наверх, ее поступь была легка, точно она шла не по земле, а плыла по воздуху, и лицо ее сияло, когда она входила в спальню матери. Есть что-то обаятельное, чарующее в внезапном откровении свежей, молодой души, и, не отвечая на признание, сердце Кати волновалось и ликовало.
Больная крепко спала. Единственная свеча тускло освещала комнату. У изголовья сидела няня с чулком в руках. Она устремила на девушку пытливый старческий взгляд, в котором был и вопрос и тревога.
Катя, ничего не говоря, подошла и поцеловала ее прямо в старые губы.
- Ох ты, пташечка моя родная,- сказала старуха, гладя морщинистой рукой ее русую головку. - То-то, вижу я, пташечка моя больно часто повадилась во флигелек летать. Ну что ж? На все божья воля. Суженого, видно, конем не объедешь.
- Нет, няня,- сказала Катя, кладя ей голову на плечо. - Нет, не то. Он не суженый мне, няня.
Грохот остановившегося у подъезда экипажа заставил ее вскочить и быстро подойти к окошку. Что бы это могло быть? У крыльца стояли две телеги. В них сидели люди с фонарями, которые быстро соскакивали на землю и оцепляли дом. Боже! Это были жандармы!
- Няня! - вскричала Катя, бледная как смерть, бросаясь к старухе. - По его душу пришли. Беги к нему, спрячь, спаси! Скорей, скорей, милая! Я задержу их в доме.
Старуха, забыв года, стремглав сбежала вниз. Катя едва поспевала за ней.
В прихожей раздался резкий, повелительный звонок.
Катя бросилась к двери и торопливо отперла, чтоб прекратить шум.
Вошел молодой жандармский офицер в сопровождении прокурора в штатском платье.
- Тише. В доме больная,- встретила их Катя.
- Извините, сударыня, что обеспокоили,- сказал прокурор, вежливо раскланиваясь. - Долг службы.
Он был знаком с Крутиковым, и к тому же у него были специальные инструкции от губернатора, который приказал по возможности щадить будущих родственников своего любимца.
- Что вам угодно? - спросила Катя.
- По полученным нами сведениям, в вашем доме скрывается бежавший государственный преступник.
- Вы говорите о нашем госте Владимире Петровиче Волгине? Мне ничего не известно о его преступности, - сказала Катя.
- Не сомневаюсь в том, сударыня, - поспешил сказать прокурор, хотя в душе он не сомневался в совершенно противном. - Мы решительно ничего не имеем против вашего семейства. Но нам приказано арестовать господина, именующего себя Волгиным.
- Но его нет в этом доме, - твердо сказала Катя
- Нет? Куда же он мог деваться? - спросил прокурор с усмешкой.
- Он внезапно ушел, - сказала Катя.
- Когда же, позвольте полюбопытствовать?
- Вчера после обеда, - отвечала Катя, вспомнив попытку Владимира бежать из их дома.
"Ах, зачем мы тогда его встретили!" - мелькнуло у нее в голове позднее раскаяние.
- Так-таки и ушел, не сказавшись? - иронически спрашивал прокурор.
- Так-таки не сказавшись, - подтвердила Катя.
- Странные повелись теперь гости у людей! - не мог удержаться прокурор от язвительного замечания. - Мне очень жаль, - прибавил он, принимая снова серьезный тон, - но я должен произвести обыск.
- Есть у вас предписание? - спросила Катя.
- Это совершенно излишнее, - строго сказал прокурор. Он хотел прибавить в виде предупреждения что-то еще более строгое и внушительное, но раздумал. - Впрочем, - проговорил он, обращаясь к своему товарищу, - Иван Иванович, не захватили ли вы с собой бумагу?
Жандар?лский офицер вынул из бокового кармана сложенный вчетверо большой лист и подал его Кате.
Та развернула и принялась читать, или, вернее, держала его перед глазами, потому что от волнения она не могла разобрать ни одного слова.
Прокурору наскучило ждать.
- Извините, - заметил он язвительно, - почерк у нашего писаря, по-видимому, не очень разборчив, а нам некогда ждать. Так уж вы позвольте мне покамест пройтись по комнатам.
Катя повела его по дому.
Во флигеле тем временем происходила сцена иного рода.
Заслышав подъехавший экипаж, Владимир тоже бросился к окну и при свете фонарей узнал жандармов.
- Донес-таки, мерзавец! - выругался он.
Первой его мыслью было броситься в сад, а оттуда перескочить в лес и скрыться. Но в окно он увидел, как двое жандармов бегом обходили уже дом. Отступление было отрезано. Он был окружен, как затравленный зверь.
"Пробьюсь", - решил он и бросился к двери, чтобы схватить на дворе топор, лом, дубину - какое попадется орудие. Но на пороге он столкнулся и чуть не сбил с ног няню, которая, запыхавшись, бежала к нему.
- Батюшка, барышня велела тебе кланяться и приказали сказать, что по твою, барин, душу пришли.
- Знаю, знаю. Ну?
- Велели мне барышня спрятать куда ни есть твою милость. Так пойдем, коли изволишь, я тебя запру в кладовую.
- Спасибо, бабушка, - сказал Владимир, - да только полезут они искать меня и в кладовую.
- Ну, так в чулан.
- Полезут и в чулан.
- Ну, так на сеновал. В сено.
- Полезет и туда и все сено перетрусят и палашами перетыкают.
Старуха безнадежно развела руками.
- Господи, владыко! Этакие изверги! Палашами.
Как есть тебя откроют. Куда же велишь мне тебя прятать, батюшка? Ты не наперсток: в карман тебя не положишь.
- Да почитай что некуда, бабушка, - сказал Владимир. - А впрочем, что у вас тут наверху? - спросил он, указывая рукою.
На дощатом потолке в углу над постелью виднелась поперечная щель трапа с маленьким ввинченным кольцом, служившим ручкою.
- Там, батюшка, чердак, бочонки с сушеными яблоками держим.
- Ну, так я спрячусь туда.
Он поставил на кушетку столик, на столик он поставил стул и, отворив трап, быстро скользнул в его черную пасть.
Наклонив голову вниз, он сказал старухе, чтоб она поставила стул и стол на прежнее место и привела в порядок постель, чтоб не видно было, что на ней чтонибудь стояло. Потом он обвел глазами всю комнату и увидел в углу свою шляпу.
- Дай-ко ее сюда, бабушка, - сказал он. - Хорошо, что заметил.
Старуха надела шляпу на ручку половой щетки и подала ему ее наверх.
Владимир юркнул наверх и осторожно опустил за собою трап. Он все предусмотрел, но забыл главное: он не отвинтил колечка, служившего трапу ручкою, что сделало бы трап неузнаваемым.
Няня в точности исполнила наставления молодого барина. Она отнесла стул в переднюю комнату и поставила на место стол. Когда она подошла, чтобы поправить постель, ее осенила счастливая мысль.
- Сем-ко я лягу сама, точно я живу здесь. Авось они, слодеи, не пойдут искать нашего молодого сокола у древней старухи.