Маруся потом видела Дефанс, действительно, похоже на Америку, огромные блестящие дома по сто этажей, и подъемник, — можно полюбоваться сверху на пейзаж. Фонтанчики, бассейн с разноцветными огнями и вода вечером становится зеленая и фиолетовая. А в подземельи там метро и автобусы — так приятно и тихо, пахнет сыростью, как в погребе, и уютно…
Когда Пьер подъехал к метро, Дима сидел на паребрике мостовой, в белой рубашке и джинсах. Оказалось, что он свободно говорит по-французски, потому что в детстве Дима жил в Швейцарии вместе с родителями, которые там работали, занимались геологией. Дима вообще говорил без умолку, он говорил постоянно, остановить его было невозможно, а когда говорить уже становилось не о чем, он начинал приплясывать, прищелкивая пальцами, и напевать какие-то неизвестные мелодии. Дима очень любил джаз. В карманах у него были конфетки, которые он доставал и по одной давал Пьеру: Пьер жадно их ел.
* * *Пьер хотел стать знаменитым писателем, но он никак и ни на чем не мог подолгу сосредоточиться. Он знал, что он ЕСТЬ. И Бог тоже ЕСТЬ. Они вместе онтологические существа. И его родители тоже ЕСТЬ. Каждое существо ЕСТЬ само по себе. Каждое существо прекрасно, но только человеческое существо, кошек и собак Пьер ненавидел, так как считал, что они воруют частичку любви, которая могла бы попасть к нему. Если он видел, что юноша обнимает собаку, а рядом стоит девушка, он говорил:
— Вот зоофил! Он это делает потому, что не решается обнять свою подругу! Потому что это — табу!
Он любил только гусей и лошадей, потому что их можно было есть. Гуляя по лугу, он иногда останавливался и наблюдал великолепных лошадей — жеребцов и кобыл, он подзывал их ржанием — он научился ржать, как настоящий конь. Вообще-то, он звал кобыл, но часто приходил жеребец, а Пьер не любил особей мужского пола, он их боялся, он любил только женщин.
Не так давно Пьер выгнал из дома Марину. Марина была странница, она ходила по Парижу с двумя дочками, а в рюкзаках у них были книги, жития святых и евангелия, уже начатые тюбики с кремом и деодоранты, конфеты в разорванных бумажках, расчески с обломанными зубьями и еще много-много всего. Они пришли к Пьеру, потому что им негде было жить, а Пьер принимал у себя всех. Марина каждый день молилась Богу, дочек она отправляла спать, а сама молилась. У нее было худое лицо, черные кустистые брови и огромные черные глаза. Пьер терпел два дня, а на третий день поздно вечером объявил:
— Марина, сегодня ты спишь со мной!
Марина посмотрела на Пьера, на его обвисшие щеки в красных прожилках, на его нос с растущими на нем волосами, на обломки гнилых зубов, торчащие из-под седых усов над губами, растянутыми в похотливой ухмылке, немного подумала и, встав на колени, стала молиться о спасении души Пьера. Пьер сидел рядом на кровати, уперев локти в колени и с восхищением смотрел на Марину. Он ждал, что вот сейчас она помолится, разденется, ляжет рядом с ним, и они проведут вместе упоительную ночь. Девочки были тут же, они крестили Пьера и приговаривали: — Изыди! Изыди! Нечистая!
Пьер добродушно улыбался и осматривал их крепкие ножки и юбочки, под которыми угадывались ягодицы. Но Марина встала с колен и ушла. Она ушла, забрав с собой девочек, хотя был уже час ночи, и электрички больше не ходили. Она просила Пьера разрешить им остаться хотя бы до утра, но Пьер был неумолим, он специально дотянул до такого позднего часа, чтобы поставить Марину в безвыходное положение и вынудить ее спать с ним.
Не могла же она ночью вместе с девочками идти неизвестно куда, но она все равно ушла. Вспоминая об этом, Пьер чесал яйца и задумчиво говорил:
— Я просто хотел, чтобы она ушла, поэтому и попросил ее спать со мной. Но вообще-то она прекрасно устроилась, я тут видел ее на вокзале, она, кажется, нашла себе мужика и живет с ним…
* * *«Самые прекрасные слова в русском языке — это самец и самка. Но люди их не любят, потому что это табу. Я написал открытку одной девушке, которая мне очень нравится: „Моя любимая самка, я приеду, чтобы спать бок о бок с тобой. Твой Пьер.“ Но она почему-то очень обиделась и сказала, чтобы я ей больше не писал и не звонил. И ее муж сказал, что разобьет мне морду. Это странно. Когда я приезжал в Ленинград, я жил у них на квартире.