А тогда, когда вы стояли под дверью, и я не пускал вас, я даже не знал, что на меня нашло, я сам не понимал, что я делаю. Конечно, есть только одно Божественное Счастье, и только Бог делает счастливыми всех нас. Но я все время несчастен, это несправедливо.
Почему я пью вино? Потому что я, когда иду в магазин, каждый раз его покупаю. Лучше бы, конечно, я пил воду из горных источников и бродил по горам в течение пятнадцати дней, подставляя лицо свежему ветру и лучам солнца. Но вместо этого я пью вино и с этим ничего не поделаешь. Наверное, тебя изнасиловали в детстве, и с тех пор ты не любишь мужчин. А я, вместо того, чтобы быть смирным и ласковым, являл тебе лицо вечного пьяного разъяренного мужчины, напоминая тебе твоего отца, когда он, пьяный, возвращался с работы и избивал тебя до полусмерти.
Эвелина вчера выписалась из лечебницы. Жан-Франсуа отвез ее домой на машине. Эвелину не надо было запирать в тесной комнате, ей нужны широкие пространства, чтобы она могла вдоволь покричать, ведь именно этого ей хочется.
Ивонна, наша мать, когда Эвелина была маленькая, постоянно запирала ее в подвале. Лучше бы она отправляла ее погулять в сад, где она чувствовала бы себя на просторе. Эвелина иногда впадает в ярость, ярость — это хороший предохранительный клапан, он позволяет нам самоутверждаться и самовыражаться. Поэтому я тоже иногда впадаю в гнев.
Юля называла меня педерастом. Наверное, это потому, что ее никогда не целовал взрослый мужчина, к тому же она не понимает значения слова „педераст“. Я обнаружил, что она написала на стене это слово. Но не волнуйся, это не страшно, ничего серьезного. Я просто покрашу эту стену краской. В Париже сейчас тепло — 14 градусов, но я все равно утепляю дом — набиваю на стены стекловату, и сверху покрываю ее бумагой — так будет еще теплее.
Я узнал, что у вас на выборах партия женщин завоевала 9 % голосов, это очень хорошо, я хотел бы, чтобы у вас в парламенте было как можно больше женщин. У нас во Франции и вообще в Европе такое невозможно, хотя в Англии Маргарет и была премьер-министром.
Я бы хотел приехать в июне на белые ночи, не могла бы ты попросить в ОВИРе для меня визу?»
Нежно любящий тебя
Петр Трахов
* * *Примерно через неделю после того, как Галя с дочкой сбежала от Пьера, у него в доме появились Денис и Вадик. Денис был высокий, с окладистой русой бородой и длинными стриженными в скобку волосами — настоящий русский тип, он был и художником и поэтом одновременно. Вообще-то, он намеревался просить политического убежища в Германии, приехав в Париж, решил попросить убежища и здесь, на всякий случай. Денис лично знал поэта Олега Григорьева, точнее, знала его мамаша, а Денис тогда еще был совсем маленький, а его мамаша вообще была в этого Григорьева почти влюблена, и все уши своему сыну прожужжала про него. Лично Денис познакомился с Григорьевым позднее, когда ему было уже шестнадцать лет, шел он как-то по Невскому, и вдруг из подворотни услышал хриплый голос:
— Денисушка…
Он обернулся, а это поэт Григорьев, весь грязный, оборванный, с гноящимися глазами вцепился ему в рукав и тянет за собой:
— Денисушка… Пошли, кольнемся…
Денис с ним тогда не пошел, но потом с гордостью рассказывал об этом всем знакомым.
Из Германии Денис приехал вместе с Вадиком. Вадик был не такой интеллектуал, как Денис, за что тот презрительно называл его пэтэушником, но все же, вдвоем им было как-то легче. Вадик уверял, что он раньше в Питере был крупным бизнесменом, но потом решил все бросить и подумать о спасении души. Вот он все и бросил и уехал в Германию, а оттуда собирался в Америку, в монастырь. В Питере он много чем занимался, ему даже предлагали наладить бизнес по торговле девочками.
— А что, — говорил он, — берешь такую классную девочку и привозишь, и хозяин тебе за нее до пяти тысяч марок может отвалить, ну это конечно, если она, вообще, супер… Так можно хорошие бабки сделать…
— Ну и чего же ты? — спрашивала его Маруся.
— Да так… — уклончиво отвечал Вадик, — все же живая душа…
Вадик рассказал Марусе, как там в Германии украл у магазина чей-то велосипед — очень хороший, дорогой, «просто супер», но ему никак не удалось его продать, как он рассчитывал — городок был маленький, все друг друга знали, и полиция сразу же отправилась в лагерь, где жили русские беженцы. В результате Вадику пришлось этот велосипед вывезти ночью на пустырь и там оставить.
Пьер был уверен, что Вадик кого-то убил и теперь решил скрыться, свалить в Америку. Маруся же предполагала, что, может, он просто растратил чьи-то деньги и теперь скрывается от мести. Во всяком случае, он ожидал вызова из Америки из мужского монастыря, а пока усердно упражнялся в молитве — каждое утро он выпрыгивал из окна во двор, становился на колени и читал молитвы.